унылой, как то, что творилось у нее на душе. Здесь не было ни суеты, ни оживления, замеченных ею раньше на Персиковой улице. Когда-то и здесь стояло много красивых домов, но восстановлены были лишь немногие. На каждом шагу взгляд натыкался на наводящие тоску закопченные фундаменты и одиноко чернеющие печные трубы, прозванные «часовыми Шермана». Заросшие тропинки вели туда, где когда-то стояли дома, – к заглушенным бурьяном лужайкам, к столбам ворот со знакомыми до боли фамилиями, к тумбам коновязи, которым уже никогда не суждено служить своему прямому назначению. Холодный ветер и дождь, грязь и голые деревья, тишина и заброшенность. Господи, как промокли ноги, а идти еще так далеко!
Заслышав за спиной чавкающие по грязи копыта, Скарлетт отступила подальше от края тротуара, чтобы окончательно не заляпать накидку тетушки Питтипэт. По дороге медленно ползла запряженная одной лошадью двуколка, и она обернулась посмотреть, кто это едет, полная решимости напроситься в экипаж, если на козлах кто-то из белых. Из-за дождя перед глазами висела сплошная пелена, но она все же заметила взгляд возницы из-под брезента, натянутого от деревянного бортика почти до самого его подбородка. Лицо хозяина двуколки показалось ей смутно знакомым. Выйдя на дорогу, чтобы рассмотреть его поближе, Скарлетт услыхала смущенное покашливание, а затем хорошо знакомый голос, полный радости и удивления:
– Не может быть! Да это же мисс Скарлетт!
– Мистер Кеннеди! – вскричала она и, шлепая прямо по грязи, совершенно позабыв о чужой накидке, прислонилась к грязному колесу. – Никогда в жизни я не была так рада встретить знакомого!
Он порозовел от удовольствия, заслышав искреннюю радость в ее словах, поспешно сплюнул табак на другую сторону дороги, проворно соскочил на землю, восторженно пожал руку Скарлетт и, приподняв брезент, помог ей забраться в экипаж.
– Мисс Скарлетт, как вы здесь оказались, да к тому же одна? Разве вы не знаете, как тут по нынешним временам опасно? И вы насквозь промокли. Вот, укутайте ноги.
Пока он возился с ней, кудахтая как наседка, Скарлетт позволила себе немного понежиться в согревающих лучах мужского внимания. До чего же приятно, когда вокруг тебя суетится, ворчит и брюзжит мужчина, пусть даже всего лишь Фрэнк Кеннеди – эта старая дева в штанах. Вдвойне приятно после того, как жестоко обошелся с ней Ретт. И, о боже, какое же это счастье – встретить кого-то из соседей так далеко от дома! Она заметила, что он хорошо одет и управляет новым экипажем, запряженным молодой, хорошо откормленной лошадью. Только сам Фрэнк, увы, выглядел намного старше своих лет, еще старше, чем в тот сочельник, когда он со своими людьми приезжал в Тару. Он еще больше похудел, лицо осунулось, желтые глаза, глубоко запавшие в складки морщинистой кожи, слезились, рыжая бородка, залитая табачной жижей, совсем поредела и топорщилась как щипаная пакля. Тем не менее его бодрая и жизнерадостная физиономия была отрадой для глаз в отличие от скорбных, озабоченных и усталых
