и целые колена клана сгинули без вести в хитросплетениях ходов.
Здесь царит абсолютная монархия, и никто, даже наследный принц, и шагу не ступит без дозволения Великого Государя. Хэнк идет в голову процессии родственников и, сложив ладони рупором, взывает к августейшему монарху:
«А! Па!»
Этот рев рокочет в чернильном мраке, с треском разбиваясь о деревянные стены. Он орет снова – и на сей раз вдали загорается свеча, выхватывает из темноты сначала корявый профиль, а потом – и весь страхолюдный образ старого Генри Стэмпера. Он восседает в кресле-качалке в ожидании своего столетия. Его ястребиный клюв неторопливо поворачивается на звук сыновнего голоса. Его ястребиные глаза пронзают сумрак. Он громко кашляет, отплевывается тлеющими угольками, щипящими в замковой сырости. Снова кашляет и говорит, вглядываясь в полиэтиленовый мешок.
«Ну чо… эй, кутята… хи-хи… чо это там за хрень? Чо на этот раз в речке плавало, а? Вот вечно вы всякое барахло в дом тянете!»
«Да мы его не то что вытянули, па. Скорее выманили».
«Да рассказывай! – Он подается вперед, проявляет больше любопытства. – Какой мерзкий отброс… и что б это могло быть? Приливом прибило, что ли?»
«Боюсь, отец, – Хэнк, понурив голову, елозит башмаком по полу, терзая шипами белую сосну, – что это, – он скребет брюхо, сглатывает, – сын твой младший, Лиланд Стэнфорд».
«Проклятье! Я говорил тебе, и повторял несчетное число разов: я не желаю никогда! слышать в этих стенах имя этого лишенца! Фу. Невмочь и слышать мне о нем, не говоря уж лицезреть! О господи, сынок, как мог ты дать промашку столь жестокую?»
Хэнк подступает к трону: «Па, я знал, что творится у тебя на душе. И сам чувствовал то же – а может, и того похлеще. И тоже не хотел бы слышать о нем до самой что ни на есть гробовой доски. Но я не вижу выхода из ситуации, в которую мы вляпались».
«Какой такой ситуации?»
«С работой».
«Ты хочешь сказать…» – Старик ловит ртом воздух, заламывая руки в невольном ужасе.
«Боюсь, что так. Мы дошли до края, старик, до самого дна. Знаешь, оставив Джо Бена, мы уже скребли по дну бочонка. Поэтому, сдается мне, выбора у нас не было, па…» Он ждет, скрестив руки…
«В предгорьях прерывистым сном спят вороны. Дженни вышивает свою жизнь игрой нужды, одиночества и чарующего невежества. В старом доме дискуссия по поводу идеи Джо Бена связаться с родичами из других штатов вдруг прерывается требованием Орланда ознакомиться с бухгалтерией. «Я принесу», – вызывается Хэнк и выходит на лестницу… радуясь возможности хоть на минуту вырваться из этого суматошного бедлама…)
Генри брезгливо пялится на юного Лиланда, который из пластикового пакета приветствует своего досточтимого папашу помахиванием немощной лапки. Генри качает седовласой головой.
«Итак. Вот оно как, значит? Дожили, значит… – Тут,
