Такие дикие ссоры были, непонимание, эгоизм. Дина оказалась страшной, просто страшной эгоисткой! До сих пор не понимаю – откуда в ней это?
Выдохшись, Станислава Васильевна тяжело опустилась на стул, помолчала, потом ткнула рукой в пакет с овощами, отодвинула его от себя брезгливо.
– Что это, Лина?
– Это помидоры, огурцы парниковые. Вон там еще редиска есть. Я думала, мы салатик сделаем. Вы давеча просили овощей для салатика купить, помните?
– Да? Не помню… Уберите, уберите все это немедленно. У меня аппетит пропал. А впрочем – делайте что хотите. Мне все равно. Лучше бы я от голода умерла, чем так… Или она думает, что я вместо дочерней любви буду довольствоваться овощами?
– Хорошо. Я уберу.
– Какая же вы все-таки равнодушная женщина, Лина… Вы же сами – мать! Неужели вы меня не понимаете?
– Понимаю, Станислава Васильевна.
– Нет, не понимаете. Никто не может понять… Это так страшно, когда материнская любовь становится невостребованной, ненужной. Так страшно, когда в тебе ничего нет, кроме самоотдачи, а детям она не нужна…
Прерывисто вздохнув, Станислава Васильевна закатила глаза к потолку, готовясь вроде как всплакнуть. Только не заплачет – Лина это точно знала. Можно и не суетиться. Потому что теперь у леди по программе примеры из жизни должны пойти. Про полную самоотдачу.
– Помню, я как-то с высокой температурой слегла, и Дине пришлось самостоятельно уроки делать. Таки что вы думаете? Я просыпаюсь ночью, будто от удушья, кое-как поднимаюсь с постели и плетусь проверять ее тетради… Долг материнский сработал, понимаете? Чуть в обморок не падаю, но иду! Я всегда все у нее проверяла – и тетради, и дневники, и личные записочки всякие. Однажды она умудрилась в матрац свой личный дневничок зашить – так я нашла! С него-то все и началось…
Так. Теперь можно немного расслабиться – эту историю Лина уже знала. Про дневник – это надолго. Не забыть бы только выражение заинтересованности и внимания на лице сохранить, а так… Можно и своим мыслям отдаться. Интересно, Женька уже дома или нет? Опять, наверное, с Денисом в загул ушла. Надо, надо этого Дениса как-то в дом затащить, посмотреть, что за парень. Может, в выходной? Обед хороший приготовить…
– …И она мне вдруг заявляет, что у нее должна быть своя неприкосновенная личная жизнь! Это от кого – неприкосновенная? От матери, что ли? – продолжала бушевать больными воспоминаниями Станислава Васильевна.
Сдвинув брови и сочувственно покачав головой, Лина вдруг ясно вспомнила свой первый разговор с Диной, тот самый, в котором женщина, пытаясь рассказать о странностях своих взаимоотношений с матерью, вдруг разоткровенничалась:
– …Нет, вы не думайте, что я мать совсем не люблю. Люблю, конечно. Но… часто видеть ее не могу. Потому и вас на такую немного странную работу нанимаю. Вы чужой человек, вам легче. Пришли, выслушали, ушли. А я проведу с ней пятнадцать минут,
