до самых костей: на матрасе в углу сидел человек и сосредоточенно резал здоровенным ножом собственную ногу. И то, как он это делал – четкими и точными движениями, целенаправленно, сосредоточенно – лишь повышало градус жути.
Будь у него обычный нож с простым гладким лезвием, задача усложнилась бы в несколько раз. Однако обоюдоострый клинок «Преторианца» имел с обеих сторон по два угловатых выступа, которые Данил и использовал как зубья пилы. С усилием нажав на мышцу, чтобы выпростать из мяса как можно больше длинны кости – она не должна торчать наружу после операции – он навалился всем весом на клинок и сделал несколько мощных движений вперед и назад. Нога и впрямь была как полено – ни боли, ни неприятных ощущений, ничего. Лишь только вибрация от клинка, передающаяся выше по ноге и доходящая до колена.
Сталь вгрызлась в кость, углубляясь все больше и больше – и, внезапно подавшись вперед, нож ткнулся в тряпки, а по дереву пола мягко шлепнуло. Стараясь не смотреть на этот отвратительный синюшный кусок, неестественный своей отдельностью, Данил вскрыл пакеты с гемостатиком, один за другим высыпал их на культю, наблюдая, как шипит и пенится белый порошок, превращаясь в плотное вещество, заполняющее обрубок и разбухающее, словно монтажная пена. Минута – и кровотечение, и без того слабое благодаря жгуту, остановилось совсем. Подождав двадцать минут и внимательно изучая все это время обрубок на предмет кровотечения, Добрынин осторожно, виток за витком, раскрутил узел и ослабил жгут, ожидая что кровь, нагнетаемая сердцем, хлынет наружу потоком. Однако опасения его оказались напрасны: избавившись от очага инфекции, организм уже принялся латать сам себя, заращивая и мелкие капилляры и более крупные артерии – и по краям обрубка выступило лишь несколько капель крови. Счистив с обрубка гемостатик, Добрынин засыпал его стрептоцидом, накинул лоскут кожи и мяса с икры, полностью закрывая культю, и прошил частыми стежками, притягивая к ране. Замотал обрубок бинтами, потратив целых пять штук, и, откинувшись спиной к стенке, длинно-длинно выдохнул.
Ампутация закончилась.
И лишь теперь он почувствовал, насколько сильно было то нервное напряжение, что держало его все это время. Тело, словно освободившись от цепей воли, удерживающих его в бодрствующем и рабочем состоянии, разом сделалось вялым, потянуло в сон… Но только пронаблюдав еще час и убедившись, что истечь кровью ему не грозит, Данил позволил себе расслабиться и, завалившись боком на матрас, мгновенно отключился.
Последующие сутки показали, что с ампутацией он все-таки успел. Проснувшись рано утром от боли в обрубке, Добрынин вколол обезболивающее и, прислушавшись к организму, убедился, что состояние его гораздо лучше, чем накануне. Жар почти прошел, озноб тоже. Да, он по-прежнему испытывал слабость и снова болела нога, однако боль стала совершенно иной. Теперь болело где-то выше, и не прежней,
