и оглянулся вглубь комнаты, – Эй! Засони! Подъём!!!
Семейства Лопухиных и Микуровых были дружны, поэтому Иван и Василий, выросли вместе, как братья. И даже имели некоторое внешнее сходство; оба высокие, рослые, русоволосые и сероглазые. Однако, характерами заметно отличались.
Микуров обладал неиссякаемым стремлением к овладению знаниями. И в первый же год обучения в Рыцарской Академии, перечитал все имеющиеся в арсенале книги. В совершенстве знал четыре языка. Приятели по комнате уже привыкли к тому, что Василий мог вскочить среди ночи и спешно записывать что-то мелом на грифельной доске, так как его мозг постоянно рождал какие-то идеи. И даже в житейских ситуациях Микуров пытался искать таинственную суть.
Друзья-кадеты, хоть и посмеивались иногда над его чудачествами, но уважали.
Совершенной ему противоположностью был Лопухин – озорник и забияка. Его жизненное кредо – постоянно попадать в истории. А из многочисленных передряг он выбирался путём изворотливости и неиссякаемого оптимизма.
Друзья по-свойски, звали друг друга Лопух и Мúкура. Эти прозвища быстро прижились и в среде кадетов.
Согласно распорядку дня в рыцарской Академии, после подъема кадетам давалось два часа на то, чтобы умыться одеться, позавтракать и приступить к занятиям в классах.
Ванька бросил подушку в Дмитрия Голицына:
– Подъём! Сонная тетеря!
Тот сквозь сон невозмутимо нащупал брошенную подушку и пристроил её под голову в дополнение к своей.
– Нет, ты видел? Каков жук! – расхохотался Иван, – Небось, опять шлялся на кухню за полночь, а теперь дрыхнет! А, Митяй?!
– Ну, чего ты брешешь, Лопух?… – раздосадовано пробубнил тот, – Когда это я шлялся ночью на кухню? И зачем?
– Знамо дело, когда! Второго дня!
– И знамо дело, зачем, – поддержал его иронично Микуров.
– Селёдки на ночь поел. В горле пересохло.
– Рассказывай! Знаем мы, в каком месте у тебя пересохло, – продолжал глумиться Лопух, – Все видели, как новенькая повариха тебе глазки строила!
– Точно-точно!
– И каши тебе больше всех положила! До краёв.
– Вот дураки, – проворчал обижено Голицын, отворачиваясь к стене, – Языки у вас без костей.
– И как ей было устоять? – не унимался Ванька, – Бедная девка из матросской слободки, никого, кроме грязных матросов отродясь не видывала. А тут – красавец кадет!
– Глазищами синими глянул – как рублём подарил!
Голицын не выдержал, откинул одеяло:
– Ну, будет балаболить-то! Вот я вас!
И он с размаху запустил в них обе подушки. Васька с Иваном, хохоча, увернулись.
Дмитрия Голицына друзья звали Митяем. Он был сыном генерала-фельдмаршала Михаила Михайловича Голицына. Все дети в семье Голицыных получали хорошее домашнее образование; кроме обучения трём языкам, математике и философии, отец настоятельно приобщал
