даже отсюда видно, насколько она огромная.
Я с дрожью слежу за его жилистой рукой, убирающей ключ в карман. И с трудом сглатываю.
Можно было и не закрывать. Мне всё рано никто не поможет.
– Ты знаешь, что за воровство отрубали руки? – от его голоса подгибаются коленки. – В Эмиратах, например, – делает ко мне шаг, оказываясь в зоне света от низкой люстры. Я рефлекторно отступаю, упираюсь ногой в мягкий диван. И, не выдерживая его жёсткого взгляда, опускаю голову.– И до сих пор практикуют это наказание в некоторых странах. Нельзя брать чужого.
– Я ничего не…
– Разве я разрешил тебе разговаривать?
Мотаю головой.
Он расстёгивает ремень часов. Гладит их чёрную кожу длинными гибкими пальцами. Говорит размеренно, как недовольный учитель с нерадивой ученицей:
– Я хочу перевоспитать тебя. Пока ещё есть возможность. Тебе только девятнадцать. И не поздно встать на правильный путь. Ты больше не будешь воровать. И больше не будешь никого обманывать.
Идёт ко мне.
Об стол звенит циферблат его часов. Илья выдвигает ящичек из-под стекла, и в его руках появляется нож. С тонкой ручкой и узким лезвием.
Во рту пересыхает.
Он зажимает между пальцами кончик шнурка от своих штанов, одним надрезом убирает узел. Вытаскивает, наматывая чёрную верёвку на кулак.
Нож исчезает в ящике. Илья обходит стол, приближаясь ко мне неминуемо.
Я вгрызаюсь в собственные щёки.
Подходит очень близко. Закрывает своей широкой фигурой всё вокруг. Одна чернота его футболки, которую мягко трогает моё осторожное дыхание. К такой мощной грудной клетке хочется прижаться, и не бояться ничего. За такой может быть только очень сильное и выносливое сердце, которое будет биться долго. И пока оно бьётся, ничего не будет угрожать. Но всё наоборот, когда хозяин этого сердца – твой враг.
Его пальцы на моих запястьях. Отводят за спину мои руки. Он становится вплотную. Так, что моя грудь прижимается к его телу.
Больше не могу дышать спокойно. Вдох получается похожим на всхлип. От Ильи пахнет мыльной водой с ноткой можжевельника. Его размеренный ритм дыхания влияет на биение моего сердца. Неожиданным образом. Делая его ровным, как ход часов.
Мои запястья связаны. Мне пока не больно. Но я теперь окончательно обезоружена.
– Я хочу, чтобы ты… – он отходит от меня на полшага. – Посмотри мне в глаза.
Поднимаю взгляд. Его серые радужки чуть потемнели. И в самых зрачках заиграл неприятный блеск. Такой лихорадочно-безумный. Отлично дополняющий линию его губ, ползущую в ухмылку.
– Я хочу, чтобы ты представила, какого это – делать то, что тебя просят, без рук.
Он опускается на диван. Его ноги широко раздвинуты.
Нет. Пожалуйста. Только не это.
Приоткрывает
