многие. Само собой, Имперское министерство оккупированных восточных территорий и Вермахт. А помимо этого еще Абвер и СС. Бойцы были нужны всем, и Трухин соглашался работать с любым, если РОА могла с этого сотрудничества что-то получить. Но проблема в том, что у него не было реальной власти. Опять двадцать пять и его обходили. Зачем Абверу генерал Трухин, если разведка может набирать военнопленных самостоятельно и отправляет их в собственные школы? Зачем главе СС Генриху Гиммлеру командующий РОА, если он всего лишь номинальный глава? Зачем Вермахту боевая русская дивизия, если проще комплектовать отдельные охранные роты, сотни и батальоны? А ведомство Альфреда Розенберга постоянно реорганизовывалось и серьезными ресурсами не обладало. Так что начальников у генерала Трухина было много, но ни одного, кто, действительно, мог и хотел отстаивать интересы РОА. И каждый день его штаб получал сотни директив и приказов, а по сути это просто бумага…
Тяжело вздохнув, генерал встряхнул головой, откинулся на спинку стула и взял первый попавшийся лист бумаги. Это оказался присланный командующему на утверждение «Марш РОА» на мотив «Широка страна моя родная»:
«Мы идём широкими полями
На восходе утренних лучей.
Мы идём на бой с большевиками
За свободу Родины своей.
Марш вперёд, железными рядами
В бой за Родину, за наш народ!
Только вера двигает горами,
Только смелость города берёт!
Только вера двигает горами,
Только смелость города берёт!
Мы идём вдоль тлеющих пожарищ
По развалинам родной страны,
Приходи и ты к нам в полк, товарищ,
Если любишь Родину, как мы.
Мы идём, нам дальний путь не страшен,
Не страшна суровая война.
Твёрдо верим мы в победу нашу
И твою, любимая страна».
Федор Иванович взял ручку, мгновение помедлил и поставил свою резолюцию:
«Утверждаю. Командующий Русской Освободительной Армии генерал-майор Трухин. Подпись».
Отложив текст марша в сторону, он собрался взять другой лист, но в кабинет вошел его секретарь капитан Мохов. Как и Трухин, он был перебежчиком, имел претензии к советской власти и сразу согласился воевать против большевиков. Из вологодских мещан, воевал на Халхин-Голе, имел медаль. Бравый вояка, а главное – Трухин его хорошо знал по службе в РККА. Поэтому сразу, как только узнал, что Мохов в плену, вытащил его из лагеря и оставил при себе.
– Господин командующий, – Мохов был официален, – к вам генерал Шкуро.
Трухин белого казака Шкуро недолюбливал. Впрочем, как и других белоэмигрантов. Однако он ему нравился. Была у Андрея Григорьевича какая-то харизма и он не лез в политику. Воин. Лихой и грамотный. С хорошим чутьем на опасность.
– Пригласи его, – Федор Иванович кивнул.
Секретарь
