похожи внешне. У нее такие же светлые волосы, синие глаза и пухлые губы. На этом сходство исчерпывается. Я не таков. Я не был таким, как она в свои четыре года. Вероятно, к моему появлению на свет родители просто не успели дозреть. Сыграло роль и то, что ждали девочку. А я, как это потом вошло у меня в привычку, разрушил все их планы и не оправдал надежд.
Почему мама так холодна ко мне? Это удивительней тем, что мое лицо почти копия ее… Наверное, с нее все и началось. Моя свобода отшельника и несвобода отвергнутого ребенка, смелость одиночества и страх перед ним. Началось, набрало обороты…. Можно бы, конечно, потешить свое самолюбие лестными идейками об избранности, но я не стану этого делать. Тошно и без сладкого нытья. Я бываю просто омерзителен.
Отец не тратит на размышления обо мне ни крупицы своего драгоценного времени. Он им слишком дорожит. А фигура сына вызывает в памяти лишь раздраженное недоумение, приводящее в глухой тупик.
Бесплодные, иссушающие душу и разум эмоции. Он это понимает. А я – нет! И я не могу вновь и вновь не наступать ему на больную мозоль под названием Ленька. Порой даже просто так… из вредности, что ли. Хотя чаще – надеясь пробиться сквозь стену отчуждения.
… У меня не было друзей никогда. Быть может, непонимание родителей породило во мне иллюзорное ощущение всеобщего неприятия? В какой – то степени – да. Но не слишком ли я строг к своим родителям, не слишком ли жесток? Ведь это отчуждение от мира научило меня видеть изнанку людей, вещей, явлений. Научило не бояться ее, принимать не частично, а полностью.
Слово семья не имеет для меня сейчас никакого смысла. Я никогда не пойму, что вкладывают в это понятие отец и Женя.
Хотя, если бы все пошло иначе, если бы … может быть, когда – нибудь я стал бы хорошим мужем Саше. И, наверняка, образцовым отцом. Не суждено.
Слишком больно терять так. Даже не расстаться и знать, что любимая где – то смеется, дышит, радуется новому рассвету… А потерять…
Я боюсь, что все, о чем я помню, что я помню о Саше – это лишь мертворожденный плод жадного и больного воображения одиночества. Если это так, то я постараюсь больше никогда не вспоминать об этом. Я переступлю через самое сокровенное в себе, но не поддамся на уговоры иллюзии. Никогда. Ни за что. Но откуда, скажите, откуда же эта ноющая боль в груди? Я не могу привыкнуть к ней. К такому не привыкают.
А мои рисунки?..
Саша!
Я тебя придумал?..
Ленька был словно чужим ребенком в своей семье. Но, как ни парадоксально, он ни в чем не знал отказа. Родители словно откупались от него. А он иногда мечтал о том, чтобы отец сделал ему выговор – лучше так, чем полное безразличие.
А в начале июня отец подарил Леньке мотоцикл. Большой, сверкающий, новый. Чего уж говорить о том, что Ленька мгновенно позабыл про отцовскую “Волгу” и оседлал железного “коня”. Права ему обеспечил отец деньгами и связями.
…Саша впервые в жизни поняла, что такое “слепящая скорость”. Ленька посадил ее впереди себя выдав предварительно специальные защитные очки.
