никто не вмешивается в его жизнь. Появятся дети – простят и родители. Привыкнет и деревня. Никто не осудит и Нину Саморцеву, если она выйдет замуж за Ивана Шмидта – у них все к этому и идет. Лишь только он районному начальству как бельмо в глазу. И где-то в потаенном уголке сознания мелькнула мысль – не вступил бы в партию и никто не мешал бы его счастью. Но Алексеев тут же отогнал ее.
Еще в детстве Алексеев решил: он будет таким, как отец, и жизни не пожалеет за Советскую власть. Вступил в комсомол, потом в партию. С первых же дней войны просился на фронт, но каждый раз его просьбу отклоняли, мотивируя тем, что кому-то надо работать и в тылу. И он работал и жил, не марая высокое звание коммуниста, и вот теперь одни ему заявляют – он дискредитировал районную партийную организацию, другие уговаривают не губить Марту, отказаться от нее. Интересно, как бы поступил на его месте отец?
И вечером Алексеев задал этот вопрос матери. Ее ответ ничего не прояснил:
– Я тебе уже говорила.
– Помню. В первую очередь надо думать о других, а уж потом о себе. Но это не дает ответа на мой вопрос. Я могу поступить и так и этак, и в обоих случаях руководствоваться папиным изречением. А где истина?
– В твоем сердце.
Чем меньше оставалось времени до возвращения Марты, тем тоскливей становилось у него на душе. Сегодня он твердо решал, что порвет с Мартой – не нужно гробить ей жизнь, назавтра же хватался за голову. Зачем жить, если рядом не будет Марты? Да он с ума сойдет.
В середине сентября, когда гора на той стороне Лены покрылась желтыми пятнами увядания, а над рекой серебряными нитями полетела паутина, в контору вбежал запыхавшийся Николай, оперся о стол и выдохнул:
– Марта вернулась!
У Алексеева перехватило дыхание, он вскочил, но тут же снова сел:
– Когда?
– Только что. Мне Мария сказала.
– Ясно, – Алексееву хотелось все бросить и бежать к Марте, но он, сдерживая себя, спросил:
– С печью закончили?
– Что? – не понял Николай, удивленно глядя на Алексеева.
– С печью закончили?
– Сегодня разделаемся. Голубцова уже приходила, смотрела, не терпится в новую пекарню переехать. Ладно, я пошел, Адам без меня как без рук.
Только Николай ушел, появилась Новоселова, радостно сообщила:
– Ганя! Говорят, Марта Франц вернулась. Радость-то какая! А я сразу не поняла, о ком речь…
– Я знаю, Николай уже сказал.
– Знаете, так чего сидите?
– Я на работе.
– А, – протянула Новоселова, задом отступила к двери и тихо прикрыла ее за собой.
Приехала, приехала, приехала! Музыкой звучали эти слова в душе Алексеева, но, заглушая их, кричал вопрос: что делать?! Как держать себя при встрече? Что говорить? Он должен, должен ради Марты отказаться от нее. Ведь в следующий раз ей обязательно увеличат срок.
Обычно
