Вы, надеюсь, понимаете, что моему правительству нужна более подробная информация. А после того как я лично осмотрю ваш корабль, я бы посоветовал вам отправиться в Конзвездию.
Ответа на это предложение не последовало, и тон Губернатора стал заметно прохладнее.
– Как бы то ни было, я должен осмотреть ваш корабль.
Ченнис сдержанно ответил:
– К сожалению, в настоящее время на корабле идет ремонт. Если Ваше Сиятельство не будет возражать, через сорок восемь часов мы примем вас на борту.
– Я не привык ждать.
Впервые за все время встречи Притчер встретился взглядом с Губернатором и ощутил мягкий толчок в груди. На мгновение ему показалось, что он тонет в бездонном море, и он поспешно отвел взгляд в сторону.
Ченнис не дрогнул и твердо отчеканил:
– Раньше чем через сорок восемь часов, Ваше Сиятельство, корабль просто не сможет приземлиться. Мы перед вами и не вооружены. Неужели вы сомневаетесь в дружелюбии наших намерений?
Наступила долгая неловкая пауза, потом Губернатор хрипло проговорил:
– Расскажите мне о мире, из которого вы прибыли.
И все. Вроде сошло. Больше никаких трений не возникало. Губернатор, исполнив официальный долг, явно утратил интерес к беседе, и вся аудитория погрузилась в тягостное молчание.
Вернувшись в отведенную им комнату, Притчер решил еще разок покопаться в своих ощущениях.
Осторожно, затаив дыхание, он попытался «пощупать» свои эмоции. Нет, никаких резких изменений в себе он не ощущал. Но разве он должен был ощутить какие-то изменения? Разве он почувствовал изменения после муловской «обработки»? Разве он не чувствовал себя тогда совершенно естественно? Так и должно было быть.
Тогда он решил поэкспериментировать.
С холодным упорством он мысленно прокричал внутрь своего сознания фразу: «Вторая Академия должна быть найдена и уничтожена».
Ответом на этот крик души была искренняя ненависть. Никаких колебаний и сомнений.
Тогда он мысленно прокричал ту же фразу, заменив слова «Вторая Академия» на слово «Мул». Дыхание его остановилось, язык присох к нёбу.
Пока все было в порядке.
Но, может быть, на него воздействовали более тонко, менее откровенно? Может быть, произошли маленькие, едва заметные изменения? Изменения, которых он не мог ощутить, поскольку само их наличие повлияло бы на его суждения?
Этого он не знал и судить об этом не мог.
Но до сих пор он ощущал полную и бесповоротную преданность Мулу! Если это не изменилось, решил он, все остальное не имело значения.
Закончив этот безмолвный эксперимент, он посмотрел на Ченниса. Тот сидел в своем углу, отвернувшись к стене, не обращая на Притчера никакого внимания. Большой палец руки Притчера незаметно нажал кнопку рации.
Когда он выслушал ответ, он почувствовал, как его словно окатила теплая волна облегчения. Он расслабился.
Натренированные
