пусть обе они ведут к славе! Как сказал Котильон, ты не потерпишь поражения. И я не потерплю. Победа будет за нами! – Он поднял в ночное небо кулак и потряс им. Затем обнял сам себя за плечи. – Боги милостивые, мы обречены.
Возникшая из тьмы Могора захихикала. В руках она держала охапку дров, наколотых чётко и качественно, будто поработал умелый дровосек. Ведьма положила их около костра.
– Помешай-ка угольки, милый мой, жалкий муженёк!
– Ты мне не указ, ведьма! Сама их помешай! Сейчас предо мной лежат куда более важные задачи!
– Например?
– Ну, для начала, мне нужно помочиться.
Глава тринадцатая
И все эти люди собрались почтить память умершего, будь он мужчиной, женщиной, воином, королём иль шутом, — и где же статуи, где изображенья на холсте или в камне? Но вот все сидят иль стоят, и льётся вино к их ногам, алыми каплями катится по рукам и ладоням, а осы в свою пору смерти и жажды жалят и будят пьяные голоса. Голоса, что сливаются в общем недоумении, повторяя вопрос опять и опять – почему? Но в этом истина обретает своё удивленье, ибо не спросят, почему же он умер, не ищут в нём оправданья, ибо в сердце мятущейся жизни для каждого это собранье — лишь эхо, лишь отзвук личности прежней. И они вопрошают снова и снова: почему же мы здесь собрались? Умерший не звался по имени, но его – все имена, лица не имел, но его – всё множество наших лиц, и так мы узнали, средь этих ос, умирающих, но в последний раз жалящих в нервном угаре, что это мы – мертвецы, которые собрались в одном, невидимом разуме — сидит иль стоит, мужчина иль женщина, воин, царица иль просто глупец, который напившись подумал обо всём, что увидел в жизни.
Даже с четырьмя новыми колёсами тригалльский фургон представлял собой развалину. Две лошади погибли при падении. Трёх пайщиков задавило, а четвёртый сломал шею. Карполан Демесанд сидел на складном дорожном стуле, попивая травяной чай и морщась; голова его была перемотана окровавленными тряпками.
Спутники покинули яггутский Путь, Омтоз Феллак, и теперь их окружали знакомые пустоши, подлесок и голые холмы Семи Городов. Солнце катилось к зениту, прячась за пеленой облаков. Непривычно влажный воздух пах дождём. Кругом вилась мошкара.
– Признаки, – проговорила Ганат, – возрождения внутреннего моря.
Паран взглянул на неё и продолжил затягивать подпругу коню; тот старательно задерживал дыхание, выпятив грудь, чтобы ремень потом болтался, – видимо, надеялся, что в какой-то идеально неудачный
