частью штаба Северной Добровольческой армии призывает всех жителей оказывать помощь по уборке трупов, не допускать их до разложения и закапывать в ближайших церковных оградах; фамилии и адреса похороненных следует сообщать в санитарную часть штаба».
Стояла невыносимая жара. Водокачка была разбита, и в городе ощущался недостаток воды, запретили стирать белье и вообще использовать воду кроме как для питья. Жители набережных бегали к реке за водой под обстрелом. Не все возвращались. На Семеновском спуске к Волге под аркой лежало несколько офицеров в форме с Георгиевскими крестами, рядом валялись пустые ведра. На другое утро офицеры были раздеты мародерами…
Командование Красной армии использовало и авиацию. 19 июля чрезвычайный штаб Ярославского фронта докладывал:
«Летчиками, прилетевшими из Москвы, совершено два полета над городом для подготовки наступления наших войск. За два полета было сброшено более двенадцати пудов динамитных бомб, большая часть которых, по полученным сведениям, попала в район расположения штаба противника».
Со стороны Вологды против восставших действовали войска Северного Ярославского фронта под командованием бывшего офицера царской армии Анатолия Ильича Геккера. А от Рыбинска наступали войска Южного Ярославского фронта под командованием Юрия Станиславовича Гузарского, тоже недавнего офицера.
14 июля со станции Всполье Гузарский связался с Москвой:
«Если не удастся ликвидировать дело иначе, придется срыть город до основания. Нужно десять вагонов снарядов, среди них химические и зажигательные».
Семнадцатого числа его штаб телеграфировал в Москву: город выжжен. Еще через два дня новое донесение: противник сжат в кольцо, можем ликвидировать его за несколько часов химическими средствами. Но поскольку в городе остается мирное население, то для ликвидации противника потребуются еще сутки.
Предупредили Москву:
«Положение ухудшается тем, что наши красноармейцы страшно и доблестно грабят город, не удерживаемые своими начальниками… Для ликвидации белых потребуется еще пятьсот человек латышских стрелков или интернациональных отрядов».
Все требовали присылки латышей, потому что дисциплинированные и надежные латышские части стали своего рода гвардией большевиков.
В окруженном и горящем городе надеялись только на чудо. Слухи ходили одни фантастичнее других. Рассказывали, что к городу уже подходит пехота союзников, и называлась грандиозная цифра: десять тысяч солдат и офицеров. А в штабе на эти десять тысяч человек уже готовят обед.
«По словам Перхурова, – рассказывала Валентина Барковская, – появившиеся в городе французские летчики обещали приход французского войска и распорядились приготовить для них довольствие. Мое личное впечатление, что Перхуров не верил в возможность прихода французских войск, но делал вид, что верит, – для поднятия настроения. Перхуров отдал распоряжение
