лице администратора мелькает разочарование, которое тотчас же превращается в широкую улыбку.
– Ту коллекцию с Анастейшей? Потрясающие фотопортреты.
Потрясающая модель.
– Конечно, они продаются. Сейчас посмотрю их стоимость, – поет женщина.
– Я хочу купить все семь. – И лезу за бумажником.
– Все? – удивляется она.
– Да. – Как она меня раздражает.
– Эта серия фотопортретов стоит четырнадцать тысяч долларов.
– Мне нужно, чтобы их доставили как можно скорее.
– Но они должны висеть в галерее до конца выставки, – предупредила она.
Нет, это неприемлемо.
Я одариваю ее своей фирменной улыбкой на миллион киловатт, и администратор смущенно добавляет:
– Но уверена, что мы можем что-нибудь придумать. – Она возится с моей кредитной карточкой.
Потом я возвращаюсь к Ане и обнаруживаю рядом с ней парня с копной светлых волос. Тот что-то бубнит про фотографии Хосе.
Я властно кладу руку на локоть Аны и пронзаю парня ледяным взглядом.
– Ты счастливчик, – говорит он мне и отходит в сторону.
– Конечно, счастливчик, – отвечаю я и отвожу Ану к стене.
– Ты купил один из портретов? – Ана кивает на работы.
– Один? – фыркаю я. Один? Ты шутишь?
– Ты купил не один, а больше?
– Я приобрел все, Анастейша. – Понимаю, что говорю снисходительно, но не допущу, чтобы всякие там типы таращились на эти портреты. От удивления она раскрывает рот, и я изо всех сил стараюсь не глядеть на него. – Я не хочу, чтобы всякие там типы таращились на тебя, если купят эти снимки и повесят их у себя дома.
– Ты предпочитаешь делать это сам? – ехидно улыбается она.
Ее неожиданная дерзость меня забавляет.
– Честно говоря, да, – отвечаю я.
– Извращенец, – еле слышно произносит она и прикусывает губу. Вероятно, чтобы не рассмеяться.
Боже, какая она забавная и остроумная!
Ничего не могу возразить против такой оценки, Анастейша.
– Я бы поговорила с тобой на эту тему, но я подписала соглашение о конфиденциальности. – Она отворачивается с высокомерным видом и снова разглядывает фотографии.
К ней снова вернулась ее манера смеяться надо мной и подшучивать над моими привычками. Господи, как мне хочется поставить ее на место – желательно подо мной или на коленях. Наклоняюсь к ней ближе и шепчу на ушко:
– И о том, что я сделал бы с твоим милым, дерзким ротиком.
– Ты очень груб. – Она в ужасе, ее лицо сразу делается строгим, а кончики ушей розовеют.
Ой, детка, разве это для тебя новость?
Я оглядываюсь на фотопортреты.
– На этих фото ты держишься очень непринужденно. Я нечасто вижу тебя такой.
Она
