было всегда. Даже в мою бытность это было сродни покорению Эвереста. Каждый шаг – преодоление. Превозмогание. Препятствие за препятствием. Сначала мнение близких, потом первая критика, потом цензура, потом общественное мнение. Странно все это. Ничего по сути не изменилось, кроме трудностей – их стало больше, хотя всем кажется, что путь едва ли не стал плоским, если не накатанным.
– К чему вы это? – не сдержался и спросил я.
На этот раз он повернулся ко мне лицом. Отставил полупустой стакан и заговорил.
– Ну я же вижу: тираж книг, небольшой, но тираж. Явно напечатан за свой счет. Вас отклонили и не раз и, наконец, ведомый злобой на весь мир и на все издательства во вселенной, вы решились потратить последние писательские гроши, чтобы вскоре увидеть плоды своей работы на бумаге. Долго ждали, нервничали. Наверняка у вас тряслись руки, когда они впервые обхватили пальцами первый экземпляр. И вот вы уже несетесь с талмутами, держа в огромных сумках десятки копий своей нетленки, стремясь как можно быстрее попасть на свой поезд, чтобы на следующий день встать у своего прилавка на книжном форуме. – он на несколько секунд замолчал. Наступила тишина, изредка прерываемая ритмичными ударами поезда. – Вы провалились, ведь так? Не продали ничего из того, что было с вами, и вот теперь едете несолоно хлебавши, проклиная все на свете.
– Вам не редактором работать, а астрологом натальные карты составлять. – нехотя пробормотал я.
– Астрология – чушь собачья. Звезды светят нам не для того, чтобы умники в амулетах и с черепами на столе пытались предсказывать будущее или читать прошлое. Они маяки. Они призваны зажигать огонь внутри нас, именно поэтому на них нужно смотреть как можно чаще. А в остальном – это просто опыт. Я слишком много лет видел таких как ты, отчаявшихся писателей, с красными от бессонницы глазами и иссохшими лицами, пытающихся любыми силами напечатать свой рассказ. Увы, их участь всегда была одной. И тебя ждет тоже самое.
На этом все и закончилось. Память вернулась в свою пещеру, закрывшись от всех и превратившись в один сплошной монолит, непробиваемый и неприступный. Голова продолжала болеть. Ни таблетки, ни тишина, ни ласковые прикосновения женщины не могли сбить тот гул, те удары гонга, что сейчас звучали и грохотали у меня внутри черепной коробки. Такое жалкое состояние в такой ценный момент. Я бы мог прыгнуть на нее, схватить обеими руками, прижав к себе и впившись губами в отвердевшие соски, погружаясь все глубже в омут удовольствия и похоти, но… сил не было даже на то, чтобы просто повернуться к ней лицом.
– Что стало с твоими книгами?
Она протянула рукой по плечу.
– Я сжег то немногое, что не смог сбавить в макулатуру.
– Как?
Кровать слегка заскрипела – она видимо приподнялась.
– Очень просто. Взял и сжег. У меня в общежитии есть котельная – местный книжный крематорий. Там сгорело столько творческих сил и желаний, что одному богу известно, как эти бесчувственные железяки не ожили и не начали
