выясняется, что в деле убийства Алексея Хвоста были замешаны Вельяминовы, не смирившиеся с тем, что важнейший пост московского тысяцкого ушел из их рода.
Во всех этих событиях для нас наиболее важным представляется то, что именно с Вельяминовыми был самым тесным образом связан Стефан. Мы помним, что Епифаний Премудрый, рассказывая о переселении родителей преподобного в Радонеж, замечает, что во многом это стало возможно благодаря родоначальнику Вельяминовых Протасию.[274] Связь семейства Кирилла с Вельяминовыми продолжалась и позднее. Московский Богоявленский монастырь, куда пришел в 1345 г. Стефан, являлся родовым богомольем этого рода.[275] По прямому свидетельству агиографа, Стефан был духовным отцом Василия Васильевича Вельяминова и его брата Федора Воронца. Собственно, это обстоятельство сыграло роль в том, что он смог стать игуменом Богоявленского монастыря.[276]
Учитывая эти обстоятельства, становится вполне понятно, что в сложившейся в феврале 1356 г. обстановке вслед за Василием Васильевичем Вельяминовым, бежавшим в Рязань, должен был покинуть Москву и его духовный отец Стефан. Епифаний, описывая прибытие старшего брата преподобного в Троицу, сообщает, что первым делом, войдя в церковь, тот велел Сергию постричь своего малолетнего сына. Из анализа тогдашней ситуации нетрудно понять, что на этот поступок Стефана подвиг страх за судьбу отпрыска, который мог пострадать в перипетиях политической борьбы. Впервые мысль о том, что возвращение Стефана в Троицкий монастырь и пострижение его сына были связаны с политической борьбой внутри московского боярства в середине 1350-х гг., была высказана Р. Г. Скрынниковым.[277]
У нас имеется возможность довольно точно определить время появления Стефана в Троицкой обители. Очевидно, что сын Стефана получил свое новое имя – Феодор – по тому святому, память которого пришлась на день его пострижения. Это подтверждает и дошедшее до нас «Житие» самого Феодора, в котором говорится следующее: «Святый Сергий постриже его месяца апреля в 20 день, на память преподобного Феодора Трихины, и наречено бысть имя его в монашеском чине Феодор; так обо тогда нарицаху имена не с имени, но в онь же день, аще котораго святаго память прилучашеся в то время, нарицаху постригающее ему имя. Бе же святый тогда возрастом 12 лет, егда прият монашеский образ…»[278] Таким образом, выясняется, что, после того как «большие бояре московские» покинули примерно через месяц после убийства Алексея Петровича Хвоста («по последнему» санному пути) столицу, ее вынужден был оставить и Стефан, а пострижение своего племянника Сергий провел 20 апреля 1356 г.
После рассказа о приходе в Троицкий монастырь Стефана и его сына Епифаний делает небольшое отступление и в главке «О изобиловании потребныхъ» рассказывает, что «егда начинашеся строити место то», то есть Троицкий монастырь, все окрестности вокруг представляли собой безлюдную местность: «не бе тогда окрестъ места того
Именно Протасий, согласно историческому введению к Копийной книге Богоявленского монастыря, завершил строительство в нем первого каменного храма, начатого еще Иваном Калитой, став, таким образом, как бы его ктитором (Акты московских монастырей и соборов 1509–1609 гг. из архивов Успенского собора и Богоявленского монастыря. Вып. 1. М., 1984. С. 229). Тесные связи потомки Протасия поддерживали с монастырем и в дальнейшем. Документально фиксируются по крайней мере три вклада представителей этой фамилии на протяжении двух веков. Княгиня Евфросинья, дочь Полиевкта Васильевича и внучка последнего тысяцкого Василия Васильевича, являвшаяся женой дмитровского удельного князя Петра (сына Дмитрия Донского), отдала в монастырь крупную вотчину под Дмитровом. Два вклада поступили (около 1543 и в 1614/15 г.) от представителей младшей линии рода (Там же. Вып. 2. С. 272–273).
