складках бабушкиных штор.
И лежишь, прижав ладонь виском
И сквозь морок сонный понимая:
До воскресных сердцу далеко —
Может, даже дальше, чем до мая.
Нет, ещё надеешься дойти
За часов настенных точным следом,
И в горячей держится горсти
Золотой, оставленный мне дедом.
А в шкафу заветном – горяча,
Точно с прошлой Пасхи не остыла —
Формы для земного кулича
Вся в крестах таинственная сила.
Венера и Марс
На Марсе жизни нет —
Я верю марсоходу.
Бьёт в камни смерти свет,
И не отыщешь воду.
Живым на Марсе – швах
Согласно Голливуду.
В твоей обшивки швах
Лучи – как иглы вуду.
И никому твой флаг
Со звёздами не нужен,
Где ада красный шлак
Бездушьем отутюжен.
Сто сорок дней пути
Сквозь чёрные пустоты —
Умри, а долети!
На то и звездолёты.
Но вместо жизни жесть
Там нашу ждёт ракету…
На Марсе жизни нету,
А на Венере – есть.
Ещё не край
Ещё не край, поверь, ещё не крышка.
Скачи, скачи, свердловский воробей!
Пускай в глазу апрельская ледышка
Застыла и не тает, хоть убей.
В пустых ладонях – лёгкая привычка,
Но щели в лодке – как ни соберу:
Невероятно вспыхнувшая спичка
Без продолженья гаснет на ветру.
Короткая свечения виньетка
Не жарче алогрудых снегирей.
Со строчкой быстро движется каретка,
В строки начало – во сто раз быстрей.
Не слушайте меня, в рукав молчите
И, положив под белое крыло,
На берег моря по небу свезите.
Где мёрз Овидий, будет мне тепло…
Канун воскресения
Всё в общем как прежде, обычно.
Как было не раз и всегда.
Безверие нагло и зычно,
Слетается на провода.
По новой – Содом и Гоморра,
Кошмару не видно конца.
Рвёт горло безумная свора
Во имя златого тельца.
Взрывчатка не чувствует боли,
Не знает смертельных обид…
Но что-то в весеннем раздоле
На дым не похоже дымит.
Собрание в омуте тихом
Готовит последний мятеж.
Набат раскачался над лихом —
Не встать
