направляется к той двери, что находится справа от нас. Я следую за ней.
Отворив дверь, она ведет меня по широкому коридору. Проход слабо освещён всего несколькими зажжёнными свечами, вдетыми в металлические кольца. Мы минуем несколько дверей и заходим в последнюю. Переступив порог, я замираю на месте, чтобы осмотреться.
В небольшой комнатке царит тёплый домашний уют. Здесь есть всё необходимое для быта, расставленное по своим местам, и при этом в каждой вещи чувствуется теплота человека, отвечающего за благосостояние этого помещения. Например, изумительная ручная вышивка на ковре, которым застелен пол, или небольшие ленточки ткани и кусочки сухофруктов, ставшие изящным украшением для простой книжной полки.
Впрочем, впечатление от обстановки портит плохое освещение. Несмотря на то, что остатки дневного света ещё могут проникать в комнату, окно завешено тёмными занавесками, поверх которых женщина повесила ещё и лоскут чёрной материи. Единственный источник света в комнате – это четыре короткие свечи в глубоких плошках, расставленные по углам комнаты.
Но это не идёт в сравнение с видом умирающего человека. Мужчина лежит на кровати, а его тело по шею скрывают несколько одеял.
– Лекарь сказал, что мужу вреден яркий свет, – поясняет жена больного, проследив за моим взглядом. – Надеюсь, вам это не помешает, милорд?
– Для успешной Игры свет не нужен, – тихо отвечаю я, присаживаясь на край постели.
Человек выглядит просто ужасно. Большую часть лица покрывают красные воспалённые наросты. Мужчина дышит тяжело и прерывисто, губы шевелятся, словно тот без умолка что-то шепчет, не издавая при этом ни звука. Я приподнимаю его правое веко и вижу, что глазное яблоко вместо белого стало розовым, а зрачок глубоко закатился.
– Какой диагноз поставил лекарь? – спрашиваю я.
– Красная лихорадка, – говорит женщина и закусывает нижнюю губу.
По её щеке скатывается слеза, которую я лишь чудом замечаю в полутёмной комнате. Похоже, она ещё может напустить на себя беззаботный вид за пределами этих стен, чтобы не обременять гостей и постояльцев своим горем, но здесь, в шаге от умирающего супруга, она едва сдерживает свои эмоции.
– Мне нужен нож, – говорю как можно мягче.
Не хватало еще перепугать её.
Девушка выходит из комнаты, но уже через минуту возвращается, протягивая мне нож для резки овощей. Следом за ней в комнату входит низенький старец. Он настолько худощав, что передо мной невольно возникает отвратительная картина: некий неизвестный мучитель вонзает в старика большую иглу, с помощью которой высасывает из него всю плоть и внутренности, оставляя жертве лишь бескровное полотно тонкой кожи, неуверенно обтягивающей хрупкий скелет.
На мужчине надеты лишь шерстяные штаны и такие же тапки без задников. Благодаря обнажённому худощавому торсу, на котором можно без труда пересчитать все рёбра, лысому черепу и полутёмной комнате, вошедшего
