глядя на собеседника, устремив в пространство перед собой холодноватый, тяжелый, как будто отсутствующий взгляд и чуть пригасив его ресницами. Его жертвы шли за ним, как кролики за удавом. Они не смели ему отказать…
Позже я обнаружила, что жестом, каким перед разборкой сметают посуду под стол, он сгреб «обездомленных» нижегородцев в кучу и отправил всю ораву в крошечную комнату Елькина. И они там мученически ютились потом ночью друг у друга на головах. Великий писатель Прилепин был обездвижен одним движением ресниц… Прощения у них попросить, что ли? Он бы – не стал, знаю…
Потом он неслышно приблизился сзади и пошел рядом, оставаясь чуть-чуть за моим плечом.
– У нас есть уже две квартиры…
Он проговорил это сквозь зубы тихим голосом карманника, затесавшегося на светский раут. И в первые двадцать минут успевшего насшибать уже пять портмоне, три золотых портсигара и два бриллиантовых колье…
Ничего
Какое наслаждение… Какое наслаждение быть тонкой, гибкой, смелой женщиной. Заточенной как нож, который так легко и уверенно подхватывает мужская рука. Который создан для того, чтобы его подхватывали и не выпускали эти руки… Иногда, когда удается убедить жизнь, что ты действительно такой вот драгоценный нож, она становится к тебе благосклонна. И тебя подхватывают правильные руки…
Кажется, я стала для него образцом невесомости…
– …удивляюсь, как соседи не вызвали милицию.
Он осторожно кинул взгляд вниз, подойдя к открытому окну, и весело повернулся ко мне. Тебе смешно…
Это действительно была маленькая смерть.
Дыхание, разодранное в клочья взорвавшим горло счастливым и, наверное, отчаянным криком, наконец-то отвоевавшим себе право на безудержную свободу… Дыхание возвращалось ко мне мучительно долго, с короткими болезненными всхлипами. С почти мучительной ломотой в висках. Выбросившийся на берег океан оглушительного блаженства постепенно стекался обратно тонкими ручейками боли, царапаясь волной об острые прибрежные камни…
Чем я расплачусь за эти мгновения непомерного счастья? О какие камни меня швырнет после такого взлета?..
Когда шум в голове немного стих, я неохотно приподняла тяжелые непослушные веки. Он с интересом смотрел на меня своими невозможными смеющимися глазами, подперев голову рукой.
– Надо было тебе тогда закричать…
Ну да, он имел в виду прошлую ночь, когда я в угаре зубами рвала распирающий горло крик… Я стрельнула взглядом из-под низко опущенных ресниц, чуть закусив изнутри губу, чтобы скрыть зазмеившуюся усмешку. Конечно, тебе бы хотелось, чтобы все это душераздирающее великолепие выплеснулось на головы благодарных слушателей, коих вместе с нами в квартиру набилось тогда немало. О тебе бы после этого еще долго слагали легенды…
– Огромный… роскошный… зверь…
Я
