вредителей. С малых лет, еще когда и не понимала, что появление умильных зверьков чревато голодом целой деревни, будь она победнее нашей. Позволить себе, подобрав юбку, юркнуть на печку и оттуда громогласно рыдать, как делала сестра Любава? Ну нет. Веселее устроить охоту, засаду и организовать настоящее противостояние. Беззащитную девицу я, как ни старалась, воспитать в себе не смогла. Родичи, быстро смекнув, что я, как мальчишка, не страдаю ни трусостью ни брезгливостью, с радостью поручали мне спасение Любы от вредителей с хвостами, лапками, усиками, а бывало и просто наглыми нетрезвыми рожами, слишком рьяно жаждущих внимания деревенской красавицы. Вот и расти тут в холе и неге. Впрочем, с семьёй мне повезло. Быть своим парнем в компании мальчишек мне нравилось, а мать и сестра, взявшие на себя все женские обязанности, позволяли младшенькой дурёхе с утра до ночи бегать с друзьями по лесам; вовремя смекнули: в доме от меня больше убытков, чем помощи. Возможно, именно из-за этого попустительства я до сих пор не могу без ругани и ошпаренных пальцев затеять кашу.
Я осмотрела поле боя. Удивительно, как много неудобств может доставить один среднеупитанный мыш. Справедливости ради надо сказать, что осколки посуды и перевёрнутая мебель были всё-таки моей виной. Но вот мешок с мукой я точно не прогрызала. Будь это моих зубов дело, оно бы уж худо-бедно отпечаталось в памяти. Злополучный мешок я сдуру решила переволочь на другое место. Результатом тяжкого труда стала живописная белая загогулина с явными чёрными вкраплениями на полу. Стол, на который я налетела, ошеломлённая подлой диверсией, распластался на полу, лишённый четвёртой ножки. А поскольку там ещё и посуда стояла, пол усеялся равномерным слоем глиняных черепков. Раздирать бы когтями доски до тех пор, пока мелкая дрянь добровольно не сдастся в плен! Ей хорошо: спряталась в норку и – "ничего не знаю, живу в норке, посудой не пользуюсь". Никакой уборки. А мне так же можно?
После непродолжительной (благодарных зрителей не обнаружилось) истерики я взялась за создание подобия уютного семейного гнёздышка: расшвыряла черепки по углам и станцевала с метлой нечто, напоминающее обрядовый танец урожая. Большего, увы, врождённая лень не позволила.
А стол пускай муж чинит. На то он и муж. Может, на меня чудище какое напало, и я, вся такая напуганная и обессилевшая, даже поднять эту махину не могу. Я картинно рухнула на первое подвернувшееся седалищу возвышение.
Вот …!
Седалище предпочло примоститься аккурат на мешок с мукой.
Я оглядела изрядно побелевшую комнатку и махнула на уборку рукой. Какая уборка, когда меня муж любит?! А для семейного счастья чистота в доме вовсе даже и не главное. Главное… ну, муж заботливый. Жена сытая. И кот. С котом, положим, не сложилось – муж не выдержал сию метящую территорию животину. Зато с заботливым повезло. Да и не у каждой бабы муженёк – …
ШКРУП-ШКРУП…
Помстилось?
ШКРУП-ШКРУП… – настойчиво повторил дверной косяк.
Я ломанулась открывать.
В дом ввалился здоровенный волк. Зверь прижал уши. Где-то внутри широкой груди и пушистой – рука увязнет! – шкуры зародилось, но пока не раздавалось вслух недовольное урчание. Волк не слизывал алеющие подтёки на морде, и кровь вязкими длинными каплями стекала на пол. Я дёрнулась – волк предупреждающе рыкнул. Я медленно потянула руку к мохнатому боку: проверить, от чьей крови слиплась тёмными сосульками шерсть на боку животного – своя? чужая? Волк щёлкнул зубами в пяди от дрожащих пальцев и совершенно спокойным человеческим голосом проговорил:
– Не тронь, ещё запачкаешься. Принеси воду. И собирай вещи – он нас снова нашёл, – после чего с чувством выполненного долга закатил глаза и рухнул на пол.
Приличная женщина завизжала бы. Приличная женщина упала бы в обморок. Приличная женщина хоть метнулась бы за водой. Приличная женщина не вышла бы замуж за оборотня.
Я приличной женщиной не была.
Да, не у каждой бабы муженёк – волк.
Глава 2
Кажется, это случилось лет семь назад
Мне тогда было не больше тринадцати зим. И мы – я, стриженая, похожая на мальчишку, и двое мальчишек по рождению – очень любили яблоки. Точнее, даже не сами яблоки, а возможность хорошенько обтрясти сад соседки Глаши. Тётки, надо сказать, вредной и сварливой. Яблок тех испокон веку у неё было пруд пруди. А к саду и на сажень никого не подпускала. Жалко, что ли? А жадность наказуема. Посему она – жадность то бишь, а не мы – виновата в том, что урожая с деревьев соседка уже седьмое лето как собрать не могла. Стоит, правда, упомянуть, что добрая половина нашего улова ежегодно оказывалась в ближайшей сточной канаве. Ну не есть же было эту гадость?! Ох уж этот вкус победы с ядрёным кислющим послевкусием!
Солнце палило так нещадно, что даже самые ярые огородники предпочитали с осоловелыми лицами коротать полдень в тени, а ещё
