поет рыбачить около самолет так иди
Тамара.
О! Кто ты? Речь твоя опасна!
Тебя послал мне ад иль рай?
Чего ты хочешь?..
Демон.
Ты прекрасна!
Я – тот, чей взор надежды губит,
Я – тот, кого никто не любит.
Тамара и Демон шли по дворам, повторяя свои звездные реплики на ходу. «Извините, есть прикурить?» – Демон спрашивал у прохожих. Но от холодных ветров люди прятали свое сердце и на все вопросы отвечали «нет!».
Холод был собачий. И ветер такой, что птицы, самоубийственно пикирующие с крыши вниз, до земли не долетали. Их уносило порывами. Только звезды оставались на своих местах, разве что некоторые двигались. И мигали, как маяки.
– Да всё у них есть, наверняка же есть! Как в этом климате не закурить? Просто зажали! – Так Винсент считал. – Но не будем обращать внимание, будем выше этого! Как тупые птицы. Как идиотские самолеты. Интересно, а самолеты тоже не могут приземлиться, их тоже ветром сносит?
– Не з-з-знаю… – Она дрожала.
– Замерзла? – Он снял пальто и недемонически заботливо набросил поверх ее кислотно-фиолетового пуховика. – Мне всегда жарко, ты же знаешь. А ты вся трясешься!
– Это я от страха… что не будет у нас хэппи энда.
– Хэппи энда не бывает, по-любому. Главное – начать!
– Папа меня учил: если подставить к луне указательный палец, и лунный диск больше похож на букву «У» – значит, луна убывающая. Если на «Р» – растущая. На растущую нужно всё начинать.
Луна зависла в морозном воздухе неподвижно, прямо над фонарем. Винсент схватил Жаннину ладонь и стал подставлять к луне со всех сторон. Всё-таки «Р». Ей самой не верилось, но она чувствовала: что-то должно начаться между ними, и сердце замирало.
– Винсент, не оставляй меня! Не уходи… в загул, в запой, к Марине… Придумай мир, рассказывай свои истории, гуляй со мной по дворам, смейся…
– Жанн, да я здесь, я с тобой!
– Сейчас я живу у тебя, и мы вместе. Но однажды мне придется… не бросай меня тогда! – Она шла, укутавшись в его пальто, не вставляя руки в рукава.
– Вах! Прям как бурка с ваших мест! – он смеялся.
И она смеялась и чувствовала себя в безопасности, укрытой.
Но скоро, и это была ночь, случилось что-то непонятное, даже страшное: Жанну с Винсентом привезли к дому на заднем сиденье милицейской машины.
Его родители выбежали на улицу. Детей не выпускали, грозили: «Детки ваши под суд пойдут! За угон». У Винсента всё лицо было разбито. Отец хватал жену за руки в панике: «Что же делать???». Элла Вадимовна решила использовать все свои связи и контакты. Звонила кому-то, просила, умоляла: «Не судите! Пожалейте!». Каждый раз ей давали другой, новый номер. Разбудив несколько десятков чиновников, всё-таки доплакалась, договорилась, доумолялась: преступников отпустили. Только за эти пару часов она всё выслушала. И про себя, и про них, всё, что можно и нельзя!
Дома она обработала Винсенту спиртом разбитую физиономию, наполнив воздух привычным
