Широка страна моя родная, блин.
Бросил сверток с корреспонденцией на прикроватную тумбочку и повалился, без сил, на манящую кровать. Дела подождут…
Черта с два! К обеду пришел Гинтар. На правах старого друга просочился через казачий конвой в номер, нашел меня крепко спящим и тут же принялся шаркать ногами, вздыхать и перекладывать какие-то громко шурухтящие бумаги на бюро. Естественно, дрессированный организм тут же выдернул меня из сна. В котором снился мне – дырокол. Обычная железяка с двумя цилиндрическими ножами, шарниром и пружиной. Менделееву небось таблица приснилась. Ну или скоро приснится. А мне – дырокол. Оно конечно – дело понятное. Химику – таблица, бюрократу – дырокол. Нет бы что-нибудь более полезное. Технологическая карта извлечения толуола из барзасских бурых углей при полукоксовании, например. Или список богачей, спящих и видящих себя в числе акционеров моего металлургического комбината. А тут – дырокол. Штуковина, конечно, нужная, но в плане технологий совершенно не прорывная. И, что самое удивительное, чувствовал я себя, после этакого-то сна, отлично отдохнувшим, выспавшимся и полным энергии. Так что наша со старым прибалтом перебранка на немецком меня только позабавила.
Оказалось, что господин управляющий Фонда надумал купить дом. Потому что, как он выразился, пора уже где-то остановиться и обзавестись теплым уголком, в котором комфортно будет задумываться о вечном. От предложенной финансовой помощи Гинтар тоже отказался. Сказал, что откладывал на старость, а положенного управляющему жалованья будет вполне достаточно, чтоб содержать покупку. Он, дескать, уже узнавал. Кто бы сомневался, с его-то педантичностью. Думаю, он и бюджет уже лет на пять вперед расписал.
В общем, собрались и поехали смотреть предполагаемую покупку. На Монастырскую – улицу, начинающуюся от Соборной площади и заканчивающуюся Ямским переулком у Духовной семинарии. К дому, а на самом деле – здоровенной усадьбе, состоящей из крепкого деревянного двухэтажного дома на каменном фундаменте, двух гостевых флигелей, пристройки для слуг, каретного сарая, конюшни и еще каких-то неопознанных сарайчиков. И еще небольшой, соток на десять, садик. Все это было огорожено высоченным забором со сбитыми из бруса воротами – хоть осаду выдерживай.
Все землевладение занимало никак не меньше гектара, но оказалось, что такой же пустующий участок рядом тоже принадлежал продавцу – надворной советнице Репьевой. Конечно, ни каким чиновником эта женщина не служила, чин принадлежал ее покойному мужу. Но так уж тут теперь принято – жена купца – купчиха, губернатора – губернаторша, а надворного советника – надворная советница.
Кстати, все богатство, исключая четырехместную коляску на рессорах, как хозяйка уверяла – петербуржской работы, оценивалось всего-навсего в пятьсот десять рублей. За экипаж – еще семьдесят, только коляску Гинтар брать не хотел. Пришлось купить себе. Как-то не гармонично бы получилось – оставить вдову без дома, но с тележкой. Вроде намека: собирайте
