была некоторая правда. Странный, именно так называли Лео те, кто не мог его понять. Он был другой. И, казалось, такой другой он не был нужен никому и этому миру в первую очередь. Никто бы никогда и не подумал, что быть таким, как все в его возрасте, на самом деле так сложно. Он стал индивидуальностью, но та индивидуальность, в какую превратился он, была вынуждена оставаться в тени жизни, в то время, как у заурядностей эта жизнь била ключом. Он всего лишь мыслил по-другому, но хотел от судьбы почти того же, что и все остальные. Он много раз пытался сделать свою жизнь похожую на жизнь остальных, чтобы хоть чуточку стать похожим на других. Его желание было очень простым – ему всего лишь хотелось быть, как все, мыслить, как все, относится к жизни, как все – ему хотелось всего лишь жить по-другому, а жить по-другому, для него значило жить, жить как все. Но чем больше он пытался стать похожим на других, тем больше становилась пропасть, которая отделяла его от остальных. Чем больше он пытался думать, как все, тем сильней его мысли отличались от остальных.
– Извини, мне пора! – Лео не стал ничего отвечать на слова Марты, а решил лишь попрощаться.
– А знаешь, что еще забавнее, – Марта как будто не услышала его слов, – то, как ты разговариваешь.
– Что ты имеешь в виду?
– Твой разговор похож больше на монолог. Не знаю, заметил ты или нет, я не так много говорю, но даже то немногое, что я решаюсь тебе сказать, ты как будто не слышишь. Задаешь вопросы, и часто, не дожидаясь ответа, сам же на них и отвечаешь. Ты ведешь диалог скорее с самим собой, чем с реальным человеком, – Марта сама не знала, почему она решила сказать Лео это именно сегодня.
– Что ты сейчас хочешь от меня услышать?
– Сама не знаю.
– Тогда до завтра. Мне действительно пора домой.
Он поцеловал ее в лоб, как делал это обычно, и отправился по аллее, но уже в обратном направлении.
– Пора домой… Ведь дома его ждут дурацкие книжки, – подумала Марта, посмотрев ему вслед, и на глазах у нее налились слезы то ли от того, что ее променяли на учебники, то ли от того, что снова не сбылось желание, которое она загадала уже в сотый раз.
Комната Джуны была темной даже в светлое время суток. Находясь в ней, иногда было трудно догадаться, что на улице светит солнце: свет сюда никак не проникал. В такой обстановке она быстрей сосредотачивалась. Вокруг не было почти никакой мебели, никаких предметов, которые могли бы отвлечь ее от работы, что нельзя было сказать о зеркалах. Они были везде, большие и маленькие, и, казалось, что из комнаты выходят миллионы коридоров. И куда ведут эти коридоры, не знал никто, даже самой Джуне не было об этом известно. Стол, два удобных кресла – вот, пожалуй, и вся мебель, на которой располагалась она и ее клиенты. Вела прием она практически весь день, и, потому ее маленькое ремесло приносило ей неплохие деньги.
Она всегда сама решала, в какие дни работает, в какие нет, и ей не надо было просить начальство дать ей отгул, не надо было придумывать оправдания, – в этом и было преимущество ее работы. Сегодня как раз
