к эльфийка, нагло рассматривая её. Ну что ж, госпожа принцесса на королевской охоте, давай поговорим!
– И как к тебя обращаться, красавица? – спросил я, подойдя в ошеломлённой принцессе.
– Анариэль, – растерянно отозвалась она.
– Красиво. По-нашему значит Анна. Меня Алекс. Послушай, Анюта, верни меч.
– Меня зовут Анариэль, человечишка. И не смей со мной так разговаривать! – вскрикнула эльфийка. У девочки проснулось самомнение? Наложил на неё слабую руну страха. В глазах Анариэль мелькнула тревога.
– Верни меч, – с этими словами я подошёл ближе, и отобрал своё оружие, – это не игрушка, ещё порежешься.
Девушка не сопротивлялась, всем своим видом показывая отвращение и презрение. От неё шли волнами страх, удивление, гадливость. Я передёрнул плечами от такой какофонии чувств.
– Ты вор! Это ты разорил развалины древнего храма у наших гор! Это эльфийские земли и все что на них и в них, принадлежит эльфам! – презрительно сказала девушка.
– Слушай меня, Анюта, внимательно! – добавил я официальности в голос. – Я не по своей воле попал в ваши развалины, это во-первых. Во-вторых, я не брал там ничего, что принадлежало бы эльфам. Все, что у меня есть, я получил по факту рождения. И в-третьих, даже не думайте меня преследовать. И ещё. Я сейчас отпущу герувина, и не смей мне мешать. Не доводи до греха. Я понятно объяснил? – ещё раз наложил на девушку слабую руну страха, чтоб не зазнавалась. Девушка вздрогнула, но быстро справилась со своими чувствами.
– Да,– она ехидно прищурилась, и с ухмылкой добавила: – Освобождай, если сумеешь.
Подошла Милёна:
– Саша, пойдём отсюда.
– Сейчас, только отпущу коня, а то пока очнутся эти охотнички, животинка сдохнет.
– Может, не надо? – вяло произнесла Милёна.
– Ты только не мешай. Хорошо? Просто стой и молчи, что бы ни произошло! Я справлюсь.
Милёна обречённо опустила руки и отступила на шаг:
– Только осторожней, хорошо?
– Все будет тип-топ! – я повернулся к коню-оборотню и стал медленно приближаться, издавая приглушённое ржание, на манер коня-вожака.
Герувин обратил на меня свой затуманенный взор.
– Вот так… Я – друг… Я помогу тебе, не надо меня бояться, – говорил я по-русски, стараясь излучать миролюбие, всем своим существом показывая, какой я ему друг и опора! Конь глухо прогыгыкал что то в ответ.
– Ну, вот и хорошо! – я уже смелее пошёл к нему, но в любой момент готов был отскочить, как от строптивого скакуна. – Эка тебя скрутили. Потерпи, милый, щас легче станет.
Кроме боли и безысходности исходившей от герувина, я ничего не чувствовал. Ни враждебности, ни злобы. Только тоска.
– Ты потерпи, потерпи. Сейчас я тебя освобожу, – я присел около ящера и стал рассматривать сетку, обхватившую и нещадно сдавившую его.
