Ты должна верить моим словам… – он хотел обнять её за плечи, но она резко отступила и, прикрыв на мгновение глаза, невольно усмехнулась.
– Верить… – медленно покачала головой, – я перестала верить, когда ты оставил меня одну.
– Эбби…
– Я уже говорила, – жмурясь сильнее, она была благодарна дождю, который в этот самый момент скрывал её слезы, – я не хочу, чтобы ты был рядом… не хочу видеть тебя… мне всё равно…
– Но ты здесь, – тихо сказал Дарен, и Эбби почувствовала, как он прижал её к себе, – ты со мной.
– Я уже говорила… – повторяла она, пытаясь выбраться из его рук. – Ты знаешь…
– Нет… – шептал он, касаясь губами её мокрых волос, – не в этот раз… не сейчас.
Она снова чувствовала это: легкие с силой пережимало, пульс неистово стучал в ушах, а сердцебиение… сейчас оно вновь стало таким же быстрым, как у той маленькой птички Колибри – частотой более тысячи ударов.
– Не надо… – молила она, предпринимая обессиленные попытки отстраниться, – пожалуйста, не держи меня…
– Я просто хочу знать…
– Что знать?… – Несмотря на то, что капли заливали лицо, она чувствовала, что теперь слезы лились по щекам ручьями.
– Посмотри на меня, – тихо попросил он, поднимая её голову вверх. Эбби открыла глаза, заранее зная, что совершает непоправимую ошибку. – Почему ты осталась? Почему пошла за мной, если могла просто уехать? Почему, Эбби?
И снова этот острый, как нож взгляд: мучительный блик, который она была не в состоянии притупить.
– Отпусти… – испытывая слабость, она завертела головой, – я не могу…
– Просто ответь, – его дыхание обжигало, сил сопротивляться почти не осталось, – скажи то, что чувствуешь… глядя мне в глаза.
Эбби сглотнула, ощущая, как слезы без меры, сильнее жгут кожу.
– Боль… – прошептала она, сдерживая внутри всхлип, – я чувствую боль…
Секунда. Две. Три. Это становилось невыносимее – терпеть его близость было слишком тяжело. Эбби сделала небольшое, но уверенное усилие, пытаясь выбраться из его объятий, но Дарен обхватил ладонью её затылок и притянул к себе. Его ледяные губы коснулись её рта в нежном, но одновременно твердом поцелуе. Ему не требовалось заявлять свои права, потому что женщина, которую он с силой прижимал к себе, была только его, – и она доказала это, когда сдалась. Его язык мягко проник внутрь и, несмотря на то, что губы обжигали, как раскаленная сталь, дождевые капли делали боль слабее – на время унимали её. Его поцелуй был сдержанным, даже немного невинным, но Эбби чувствовала, что Дарену необходимо нечто большее.
Он медленно отстранился, – наверное, меньше, чем на дюйм, – а затем осторожно, будто бы опасаясь причинить ей новую боль, подхватил на руки. Она не знала, шел ли он или стоял на месте, потому что была просто не в состоянии открыть
