ноги. Он прошелся по кабинету, зачем-то выглянул в окно и выпил мутной застоявшийся воды прямо из горлышка графина. Руденко упал в кресло: драматург из областного театре Алексей Локтев, недавно покинувший этот самый кабинет, – друг Тарасова, друг убийцы. Вот это сюрприз. Тесен мир. А на ловца зверь бежит. Это называется – чистое везение. Везение высшей пробы.
Черт побери, не так часто везет честным людям, а милиционерам в особенности. Кактус – друг Тарасова. Впрочем, Локтев ещё не совсем Кактус. Он не дал агентурную подписку. Но это дело поправимое. Подписку он, сука, даст. Никуда теперь не денется. Руденко просто обязан довести историю до счастливого финала.
По мосту, о чем-то переговариваясь, шли люди. Локтев оторвался от созерцания городского пейзажа, зеленой речной воды и побрел дальше своей дорогой.
На углу набережной и кинотеатра «Ударник» у мачты городского освещения стояли «Жигули» с передком, смятым в гармошку. Видимо, столкновение произошло пару минут назад, толпа зевак только начинала собираться. Кто-то побежал в кинотеатр к телефону, вызывать «скорую».
Локтев остановился в десяти шагах от разбитой машины, наблюдая, как постовой милиционер и два мужчины в гражданской одежде, видимо, добровольные помощники из прохожих, вытаскивают из кабины и помогают сесть на тротуар пострадавшему в аварии водителю. Лицо молодого человека, голубая сорочка, светлые брюки залиты кровью. Водитель сел на тротуар, обхватил ладонями лицо и тихо постанывал.
«Даже странно, что сейчас кому-то на этом свете хуже, чем мне, – подумал Локтев. – Впрочем, это ещё вопрос, кому хуже».
Пару кварталов он прошел по Большой Полянке, свернул в арку мрачноватого здания постройки пятидесятых годов и, пешком поднявшись на третий этаж, нажал кнопку звонка.
Через час хозяин квартиры пенсионер дядя Коля Мухин, друг покойного отца Локтева, покормив гостя обедом, очистил от бумаг круглый стол в большой комнате, водрузил на него шахматную доску. Локтев, уже изливший Мухину душу, ожидал слов поддержки или совета, но дядя Коля молчал, сосредоточенно расставляя шахматные фигуры на доске. Сев за стол, Локтев бездумно передвинул белую королевскую пешку.
– Ну, что ты терзаешься? – прищурив глаза, Мухин посмотрел на Локтева то ли с сожалением, то ли с жалостью и сделал свой ход. – Поздно пить боржоми, когда… Когда все за тебя решают другие люди.
– Что мне делать?
– Если бы у тебя был выбор, я бы ответил так: выбирай, сынок, из хорошего лучшее. А так, что скажешь?
– Черт возьми, я приехал в Москву, чтобы работать, чтобы писать пьесы, участвовать в их постановке, – Локтев сделал ход конем. – А вместо этого… Меня принуждают стать милицейским стукачом. Я уже не драматург, а Кактус.
– Сейчас из этого говняного потока тебе не выбраться, – сказал Мухин. – Остается плыть по течению. Но, возможно, случай представится позже. Пока не торопи события. У меня есть один
