можно было бы, да кто за ним сюда поедет, а потом отсюда повезет. Дороже обойдется. А мне как раз, кстати. И «козел» этот, и электрогенератор. Я их до последнего винтика перебрал, починил, почистил. Теперь еще век послужат.
Какое-то время мы ехали по лесу моего детства, и запахи хвои неожиданно вновь превратили меня в мальчишку с корзинкой, рыщущего в поисках грибов. Я затряс головой, чтобы избавиться от наваждения. Гришка свернул. Этот лесной тракт я не помнил. Да и выглядел он нестарым.
– А это еще что такое? – спросил я.
– Дорога к моему дому, – гордо ответил Гришка. – Ящик водки пацанам, и три дня бульдозер в моем распоряжении. Вот и пропахал.
Дорога, конечно, не ахти, но проехать было можно.
Мы подъехали к большому деревянному срубу. Рядом виднелся крытый колодец, а чуть в стороне сарай и туалет типа сортир. Все было сделано нарочито грубо, и, похоже, в этом был определенный художественный умысел.
Дверь вела в просторную комнату с русской печкой и газовой плитой. Ее стены были теми же шершавыми и сучковатыми бревнами наружной стены. Кругом висели и вкусно, чуть таинственно пахли пучки сухих листьев и трав. К двери во внутренние комнаты был прислонен огромный топор, а на стене висело ружье. Ни дать ни взять жилье страшного средневекового татя.
Но внутренняя часть дома была другой. Маленький коридор вел в две, по разные стороны, большие комнаты. Все было чисто и обшито дранкой. У стены стоял музыкальный центр, телевизор и DVD. Были также современные туалет, кухня с газовой плитой и душ, отапливаемые колонкой. Не так уж Гришка отказался от комфорта и благ цивилизации, подумал я.
Мы посидели, выпили, помянули Олю. Гришка угощал меня каким-то вкусным мясом. Я поинтересовался, что мы едим.
– Нутрию, – спокойно ответил тот.
Я не поперхнулся, но выругался.
– Твою мать, мог бы и предупредить.
– А что предупреждать? – возмутился он. – Если вкусно, так вкусно, как ни назови. Скажи спасибо, что не человечина.
Я с опаской поглядел на него и перевел взгляд на топор. Все-таки он – дедушкин сын…
А Гришка, черт, только рассмеялся.
– Ах ты, Родька, Родька. Дурная голова с дурными мыслями. Нутрий я развожу. На шкурки и мясо. А еще у меня есть куры. Хочу и поросенка завести.
Он помолчал.
– Знаешь, пойдем-ка, посидим снаружи. Хорошо там сейчас.
Мы взяли бутылку и стаканы и сели на лавочку возле избы.
Я не задавал вопросов, но Гришка начал сам.
– Славно мне здесь. Спокойно. Один воздух чего стоит. Вот так вечером выйду, сяду и гляжу на небо. Где там Олька? Только раньше я к ней хотел, а теперь чувствую, смотрит она на меня оттуда, а к себе не зовет. Живи, говорит, сколько положено, а дурные мысли свои выкинь.
Я чуть поежился. Странно все это было. Хотя, если таким образом дядька нашел себе успокоение, то пусть лучше так, а не иначе. Лишь бы с «голосами» не начал разговаривать, как Кеша, мой сосед,
