чтобы не упасть.
Слезы все-таки полились, и я бежала, ничего не видя: всему виной мутная пелена, застилавшая глаза. Могла лишь чувствовать. Попыталась напрячь слух. До меня донёсся мальчишеский крик, и я почувствовала, как подо мной оказалось худенькое тело.
От шока слезы высохли, и пелена с глаз исчезла. Неясные очертания начали прорисовываться в четкую картину спустя некоторое время, могла без труда разглядеть незнакомца. Его овальное лицо обрамляли темно-каштановые волосы, а во взгляде бездонных синих глаз читалось удивление, смешанное с шоком.
– Слезать-то собираешься? – спросил он хрипловатым голосом, первым выйдя из шокового состояния.
Только тут до меня дошло, что я все это время лежала на нем.
– Прости, – смутилась, вставая с прохладного пола. – Я тебя не заметила, – и собиралась уходить, но меня остановил его неожиданный вопрос:
– Ты из-за чего плакала? – он уже встал, отряхнулся и выжидающе смотрел на меня.
– Просто так. Захотелось просто, – пожала плечами я.
– Понял.
Конечно, я соврала. Просто не привыкла рассказывать все. У меня и друзей-то нет. Из-за постоянных издевательств со стороны детей я замкнулась в себе и отгородилась от сверстников.
Все началось с самого моего рождения. Я задавала мысленно себе вопрос: зачем я родилась? Для чего?
У меня плохое зрение и плюс также детский церебральный паралич.
Совсем недавно, прошлой весной, мама мне рассказала, что я отличаюсь от других детей.
Маме врачи сказали, что я не жилец, и даже предлагали родителям написать от меня отказную.… Сообщили о том, что, скорее всего, я совсем не смогу ходить и разговаривать, как нормальный здоровый человек, и проведу всю свою жизнь в инвалидном кресле. Мама не смирилась с мыслью, что я навсегда останусь овощем, и ездила по всемирным врачам лишь для того, чтобы поднять меня на ноги.
Так нас судьба забросила в Чернигов к профессору, лечащему людей с помощью утопления. Его методика лечения помогла – в двухлетнем возрасте я встала на ноги и постепенно начала разговаривать.
Одним весенним деньком в мамин выходной (она работает у меня поваром в ресторане «Магнолия») во время приготовления ужина она включила телевизор, где показывали певицу. Лишь спустя примерно полчаса мама заметила, как я пританцовываю под музыку. Я не просто танцевала: смеялась так, будто чувствовала, что танцы – это моё.
Мамочка взяла меня за руку и сообщила мне, на тот момент трехлетней девочке, отличную новость: мы идём записываться на танцы!
Мы пришли на просмотр. Мама постучалась в дверь кабинета танцевальной студии, и мы вошли. В танцевальном классе была полная женщина-хореограф. На вид лет пятидесяти, с темными волосами. Она готовилась к очередному занятию. Неподалеку стояла группа детей из шести человек.
– Здравствуйте! – поздоровалась с хореографом мама. – Я бы хотела записать дочку на танцы.
