вы не сможете забрать его домой.
Лекарь старался быть предельно корректным, но у него уже сдавали нервы. Он видел, что с клиенткой что-то не так: она явно повредилась головой и не вполне понимает, что происходит вокруг. И это произошло именно здесь, на территории Дома Нальсарин! Да еще в его дежурство! Не нужно быть слишком умным, чтобы понять, чем это грозит. Если до Старшей Матери дойдут слухи об этом инциденте, о спокойной старости можно будет забыть.
Лирин подняла руки, и струящиеся складки бирюзового шелка скатились к плечам. На ее правом запястье, среди золотых собратьев, действительно тускло поблескивал браслет из странного зеленоватого металла, похожего на потемневшую бронзу. Он был довольно широким, почти в три пальца толщиной, с изящной гравировкой в виде амаррской вязи, о которой девушка не имела ни малейшего представления. На одной из сторон крепилась овальная пластина серебристого металла. Именно она и была той самой печатью, неся на себе герб Дома Маренкеш.
Несколько мгновений Лирин разглядывала обвившую кинжал кобру с раздувшимся капюшоном и оскаленной пастью. Все детали были настолько тщательно прорисованы, что можно было даже сосчитать чешуйки на ее теле. Содрогнувшись от омерзения, девушка стянула браслет и положила его в услужливо подставленную ладонь старика. Она с детства ненавидела змей.
Лекарь смочил печать специальным раствором, разъедающим плоть, и приблизился к рабу. Лирин невольно шагнула ближе, замирая от страха и сожаления. На ее памяти не было ни единого случая, чтобы кого-то клеймили. Разве что государственных преступников и беглых солдат. Но этот несчастный не был похож ни на того, ни на другого. Хотя, откуда ей знать?
Когда серебристая пластина встретилась с человеческой плотью, разъедая ее, вверх взвился беловатый дымок, комнату наполнил запах паленой плоти, а сам тавримый застонал, срываясь на хрип. Его лицо свело судорогой от боли, челюсти сжались так, что на впалых щеках выступили желваки. Из-под черных бровей на Лирин глянули бездонные глаза, в которых плескалась такая жгучая ненависть, что девушка растерянно отпрянула, прячась за плечо одного из антийцев.
Эйхард скрипнул зубами. Боль вернула его в сознание, и первым желанием было броситься на эту холеную стерву в шелках и задушить ее голыми руками.
– Ему больно! – выдохнула девушка побелевшими губами, и рот несчастного дернулся в глумливой усмешке.
– Надо же, – прохрипел он, – высочайшая госпожа пожалела никчемного раба?
Один из антийцев ткнул его в бок, и голос Эйхарда сорвался на хрип.
– Стойте! – Лирин сжалась, по привычке ожидая удара, но его не последовало. Замерев, лекарь и антийцы покорно ждали, что она скажет. – Его обязательно бить? Ведь он не опасен?
– Пока, может быть, нет. Но вы зря оставили ему жизнь. Взгляните, он не знает слова покорность.
Невольно следуя словам лекаря, Лирин взглянула на Эйхарда. По измученному лицу невольника, смешиваясь с грязью и кровью,
