это, – библиотекарь почесал нос пальцами, грязными от пыли, – похоже, пан Шарлей, о котором я столько слышал? Приветствую, приветствую.
Происходивший из старинной моравской шляхты Щепан из Драготуш был юристом, августинцем и – разумеется – чернокнижником. С магами конгрегации «Архангела» знался давным-давно, еще с университета, но навсегда перебрался в аптекарский тайник лишь в 1420 году, после того, как его градчанский монастырь был разрушен и сожжен. В отличие от остальных магиков аптеку – вернее, библиотеку, – он не покидал почти никогда, в городе не бывал. Он был ходячим библиотечным каталогом, знал о каждой книге и каждую мог быстро отыскать – в условиях царящего в помещении хаоса это была способность просто неоценимая. Рейневан очень ценил дружбу с моравцем и проводил в библиотеке долгие часы. Его интересовали траволечение и фармацевтика, а книгохранилище «Архангела» в этом смысле было неоценимой кладезью знаний. Кроме травников, перечней лекарств, классических и знаменитых фармакопей авторства Диоскурида, Страбона, Авиценны, Хильдегарды из Бингена или Николая Пшеложонего, библиотека скрывала истинные богатства. Была там «Kitab sirr al Asar» Гебера, была «Sefer Ha-Mirkahot» Шаббетая Донноло, были неизвестные произведения Маймонида, Хали, Апулея, Геррады из Ландсберга и другие antidotaria, dispensatoria, ricettaria, каких Рейневан до того никогда не видел и о каких никогда не слышал. И сомневался, чтобы о них слыхали в университетах.
– Ладно. – Щепан из Драготуш закрыл книгу и встал. – Пошли в нижнюю комнату. Пожалуй, мы попадем в самое время, потому что, наверно, скоро будет конец. Вообще-то это довольно экстравагантно, начинать конъюрацию не в полночь, как делает каждый нормальный и уважающий себя чародей, а в первый час дня, но что ж… Не мне критиковать действия такого человека, как valde venerandus et eximius[46] Винцент Реффин Акслебен из Зальцбурга, живая легенда, ходячая слава и мэтр мэтров. Ха, действительно любопытствую, что мэтр мэтров будет делать с Самсоном.
– Он прибыл вчера?
– Вчера под вечер. Поел, выпил, поинтересовался, в чем мог бы нам помочь. Ну так мы представили ему Самсона. Недосягаемый вскочил и собрался уходить, убежденный, что мы издеваемся над ним. Самсон использовал ту же самую штучку, что сыграл с нами в прошлом году: пожелал ему здоровья по-латыни, а повторил на койне[47]. И по-арамейски. Надо было видеть мину почтенного мэтра Винцента! Но это подействовало так же, как некогда на нас. Почтенный Винцент Реффин взглянул на Самсона любопытнее и ласковее и даже улыбнулся. Настолько, насколько ему позволяли мускулы лица, перманентно застывшие в гримасе столь же угрюмой, сколь и пренебрежительной. Потом они вдвоем заперлись в occultum[48].
– Только вдвоем?
– Мэтр мэтров, – усмехнулся моравец, – экстравагантен и в этом. Больше всего почитает деликатность. Даже если это очень близко к бестактности, чтобы не сказать – издевке. Старый знахарь у нас здесь, зараза его возьми, оказался в качестве гостя. Мне это не мешает, я чихал
Здесь: досточтимый, недосягаемый (
Койне – греческий язык, которым пользовались народы Восточного Средиземноморья.
укромная (тайная, секретная и т. д.) комната (
