особенно. Здесь, в округе, не слишком много места.
Я спросил, занимается ли она парусным спортом. Да, занимается. Тут леди Трессильян затеяла со мной разговор о книгах, и Изабелла снова замолчала. У нее, как я тогда подметил, было в высшей степени развито одно качество: она умела отдыхать, то есть находиться в состоянии покоя. Она не курила, не скрещивала ноги, не качала ногой, не разглядывала руки, не приглаживала волосы. Она просто сидела в «вольтеровском» кресле с высокой спинкой тихо и почти неподвижно, с очень прямой спиной. Кисти рук с длинными, тонкими пальцами лежали на коленях. Она была так же неподвижна в своем кресле, как и статуэтка лошади на столе. Я подумал, что у девушки и статуэтки есть нечто общее: они в высшей степени декоративны, статичны и принадлежат к давно прошедшей эпохе…
Когда Тереза высказала предположение, будто Изабелла ни о чем не думает, я рассмеялся, однако позже мне пришло в голову, что, возможно, моя невестка права. Ведь, например, животные не думают – их ум отдыхает до тех пор, пока не возникает критическое положение, когда требуется активизировать все силы. Рассуждая теоретически, мышление – не что иное, как некий искусственный процесс, который нам удалось усвоить без труда. Мы переживаем за последствия того, что сделали вчера, обдумываем планы на сегодня и завтра. Но вчера, сегодня и завтра существуют независимо от наших размышлений. Они были, есть и будут – и неважно, что мы при этом делаем и думаем.
Предсказания Терезы относительно нашей жизни в Сент-Лу оказались необычайно точны. Почти сразу по приезде мы, что называется, «по горло» окунулись в политику.
«Полнорт-Хаус» был огромным, беспорядочно выстроенным домом, и мисс Эми Треджеллис, чей доход из-за налогов оказался сильно урезанным, в свое время изолировала одно крыло дома, соорудив там отдельную кухню. Первоначально крыло предназначалось для эвакуированных из районов, которые сильно бомбили. Однако вскоре выяснилось, что эвакуированные, прибывшие из Лондона в середине зимы, не в состоянии были переварить все ужасы «Полнорт-Хаус». Еще в самом Сент-Лу, где были магазины и бунгало, они были как-то способны существовать, но здесь, в полутора километрах от города, – «…и все по непролазной дороге – слякоть страшная, а фонаря ни одного, и бог знает кто в любую секунду может наброситься на тебя из темноты. А овощи с грядки? Мелочь – только земля хрустит на зубах… А парное молоко прямо из-под коровы? Иногда почти горячее, но на вкус – просто ужас, а концентрированного молока днем с огнем не сыщешь!». Всего этого с избытком хватило миссис Прайс и миссис Харди с их отпрысками. Они бежали тайно, на рассвете, сочтя, что опасности, поджидающие их в Лондоне, все же не так страшны, как жизнь в «Полнорт-Хаус». Женщины они были порядочные – перед отъездом прибрались, все после себя вымыли и оставили на столе записку:
«Спасибо, что были так добры к нам. Мы понимаем, что вы сделали все, что в ваших силах, но, право же, в деревне жизнь просто невыносима. Дети больше не могут шлепать в школу по грязи.
И все равно – спасибо вам большое. Надеемся, мы оставили жилье в порядке».
Больше
