нельзя, но еще немножко можно. И потом, у меня есть для тебя радостное известие: сегодня я расплатился с бакалейщиком.
– Лучше поужинаем у Мими, я приглашаю.
– Ты ездила просить денег к своей мамаше? – спросил Бронштейн, хмурясь.
– Не совсем. Я действительно нанесла ей визит, была у нас такая договоренность, но она была занята, собирала чемоданы. Жиголо везет ее в Мексику – вернее, это она его туда везет. Желая загладить вину, она достала из сумочки несколько бумажек и велела мне купить на них наряды.
– Почему бы тебе и вправду так не поступить?
– Что бы я ни надела, ей все не по вкусу. Зато у нас с тобой одинаковый вкус: мы оба обожаем французскую кухню! – И она помчалась вперед по тротуару.
– Полегче, я всего лишь пешеход! – взмолился Бронштейн. – И перестань называть Родриго жиголо, они живут вместе уже пятнадцать лет.
– Он моложе ее на двадцать лет, и она его содержит.
Миновав Вашингтон-сквер-парк, они заторопились по Салливан-стрит. Бронштейн первым вошел в заведение Мими, где радушная хозяйка громко сообщила, что их столик готов – притом что дюжина посетителей ждала своей очереди у барной стойки… Завсегдатаи имели право на особое обращение. Профессор опустился на банкетку, а Хлоя, улучив момент – официант убирал стул, освобождая место для ее инвалидного кресла, – обратилась к паре, пялившейся на нее:
– Модель «Karman S115», ограниченный выпуск. Настоятельно рекомендую! Чрезвычайно удобно, легко собирается. – И она повернулась к отцу.
– Я возьму ньокки по-парижски, – сообщил тот с вымученной улыбкой. – А ты?
Она заказала луковый суп и два бокала бордо.
– И кто же из вас отменил свидание – ты или он? – спросил Бронштейн.
– Ты это о чем?
– Сегодня утром ты меня предупредила, что вернешься поздно. Я слышал, как ты долго рылась в своем платяном шкафу.
– Намечался девичник, но прослушивание так меня утомило, что…
– Хлоя, я тебя умоляю!
– У Джулиуса работы выше крыши, я попросту опередила события.
– Когда преподаватель философии носит фамилию Шопенгауэр, он обязан быть особенно суровым, – съязвил отец.
– Давай сменим тему, папа.
– Что с той женщиной, которой ты занималась? Если я не ошибаюсь, сожитель относился к ней как неодушевленному предмету? Ты мне недавно объясняла, что поведение этого субъекта причиняет ей боль, но, как ни парадоксально, оно делает ее счастливой.
– Я объясняла не так, во всяком случае не совсем так. У нее что-то вроде стокгольмского синдрома: так мало самоуважения, что она чувствует себя обязанной ему даже за ту кроху любви, которую от него получает.
– Ты посоветовала ей уйти от него к другому, более достойному ее человеку?
– Моя роль сводится к тому, чтобы выслушать пациента и помочь ему осознать его собственные переживания.
– Но ты нашла выход из ее проблемы?
– Я
