нам нарциссу Владимиру, с которым мы встречались в книгах второй (глава 2) и четвертой (глава 1). В этом фрагменте он пытался передать свою исключительную разборчивость в вопросах женской красоты. Если вы считаете, что подобный поэтичный стиль соответствует столь же поэтичным чувствам к даме, то дадим самому Владимиру разъяснить, что именно он чувствует (ниже приведен фрагмент из его письма к матери):
«Я обратился к психотерапевту после полутора лет мучений на тему того, что я ничего не чувствую, я не испытываю и не способен испытывать никаких глубоких чувств и привязанностей к другим, что я, черт побери, не способен любить! Сам по себе факт, что мне никого не жалко и на всех наплевать, не вызывал у меня тревоги; а вот сопутствующее ему чувство тотальной внутренней пустоты, скуки, выжженной изнутри пустыни, осознание какой-то своей чувственной ущербности, словно мне ампутировали «душу» – это тревожило. Что я только не делал, чтобы «пробудить в себе чувственность»… Пытался пробудить её через физическую боль – прижигал руки и тело окурками, резал руки. Пытался пробудить через алкоголь, и даже искал психоактивные вещества. Пытался пробудить через религию – даже два раза проходил Исповедь и Причастие. Пытался пробудить через музыку и поэзию, но чувствовал себя только хуже и хуже.
Осознал я эту свою проблему, когда встречался с Леной, хотя девушка здесь совершенно ни при чем. Я точно знаю, что был таким и до встречи с ней – просто иногда нужны какие-то внешние события, чтобы пробудить внутренние склонности. Поразительный для некоторых цинизм я показывал задолго до знакомства с ней, а цинизм есть ни что иное, как дефицит эмпатии, сочувствия, умения чувствовать что-то к другим. Так как я не испытываю и не могу испытывать никакого чувства вины, то я не стану использовать слово «виноват» – я скажу лишь, что причиной разрыва с ней был я сам, и только я. Потому что я ЗАВИДОВАЛ её способности любить, ну и вообще что-то чувствовать по отношению к другому! Способность чувствовать казалась мне пропуском в какой-то волшебный мир романтической любви, которой я всегда жаждал по отношению к себе, но которую не мог испытать сам. Я всегда хотел, я остро нуждался в том, чтобы меня любили, чтобы все было красиво, чтобы все было, как в сказке – но сам я оставался холоден, сух и пуст. Я умел красиво писать, говорить, красиво обманывать, но все мои слова были карточным домиком чистейшей, кристаллической, отвлеченно-холодной лжи о любви. Я чувствовал свою неполноценность, ущербность в том, что не могу почувствовать то, что очень хочу почувствовать, и не только к ней – ко всем, к любой. Она стала мне не возлюбленной, но соперником, конкурентом. Кто умнее? Кто красивее? Кто лучше пишет стихи? Я во всем хотел обойти ее непременно и немедленно, чтобы почувствовать облегчение. Естественно, что отношения, основанные на непрекращающейся войне, конкуренции, изматывающем соревновании каждую секунду, основанные на зависти, чувстве мести и злобы, основанные
