города. Я всё время куда-то мчалась, спешила, опаздывала, и ни разу не прошлась по тихим аллеям, не посетила музей, не бывала в королевском театре.
На протяжении недели мне приходилось сдерживать собственную магию, контролировать себя, эмоции – да много чего. Но наступала ночь, очень короткая из-за графика работы, и я стаскивала с себя одежду и оборачивалась кошкой. Жаль, охотиться не имела права без разрешения, и всё на что была способна: завалиться в кровать прямо так, «не снимая шкурки».
Пожалуй, только магия оборота и красавица—Луна поддерживали меня всё это время. Только из-за них сохраняла ритм, который задавал хозяин. Евгений сопровождал меня повсюду, и я почти привыкла к его шуточкам, скабрёзным фразам, намёкам. Он выручал меня, когда задавали вопросы в конторах, на которые я не могла ответить – было видно сразу, что полностью погружен в ситуацию и Буков ему доверяет даже в мелочах.
С Валентином же мне удалось пересечься лишь раз за всю прошедшую неделю – он был занят. В основном поручения от него передавались либо в письменном виде, либо устно через Евгения. Но тот случай, когда наши пути пересеклись, и Валентин явился ко мне в комнату, стал для меня некой отдушиной в рутинной, сумасшедшей жизни.
М-да-а-а-а… Даже сейчас, вспоминая этот момент, почувствовала, что улыбаюсь.
В тот вечер, Буков постучал в деверь и после моего отклика распахнул её. Я как раз закончила разбирать очередную кипу бумаг и занималась тем, что раскладывала их по папкам, чтобы на следующий день отправиться по делам с Евгением.
Валентин стоял в проёме, подперев плечом косяк, и улыбался. Я замерла на месте и пожала плечами – жест растерявшейся и не очень сообразительной девицы. Мы смотрели друг на друга и молчали: я ждала распоряжений, Валентин – не знаю чего хотел. Наконец, я догадалась положить стопку на стол и подойти к молодому хозяину, заикаясь произнесла:
– П-прошу, входите. Вы х-хотели дать новые поручения?
– Мы перешли на «ты», помнишь?
Как такое забыть?! Подснежники завяли, но ощущения от подарка и запах цветов ещё долго преследовал меня в романтических воспоминаниях. Даже стало казаться, хоть и не собиралась до конца признавать этого, что увлеклась Буковым. Да, вот так глупо прониклась симпатией, перерастающей в нечто пограничное с влюблённостью. Понимаю – пора, ведь все женщины моего рода выходили замуж очень рано, потому и влюблённость вполне закономерна в моём возрасте, но что-то останавливало меня, и это «что-то» называлось рассудком.
Впрочем, проявлениям скованности и смущению рассудок не мешал, а от осознания того, как выглядела со стороны, становилось только хуже.
– Да. Прости, – поджала губы и отвернулась, досадуя на собственную растерянность.
– Ты много делаешь для меня. Спасибо. Но главное – ты помалкиваешь. Я тебе доверяю.
Очень
