Она оказалась запертой на ключ. Сквозь стекло корешки книг казались еще более заманчивыми и притягательными.
– А я изучал историю в университете, – неожиданно для себя признался Андрей. – Только успел забыть об этом… Хотя должен был пойти учителем в гимназию.
– Я все знаю про вас! – засмеялась Юлия. – Дядюшка много рассказывал…
Андрей обернулся на ее смех, скрывая удивление, спросил с расстановкой:
– И что же… он рассказывал?
– Проще спросить, что не рассказывал! – весело ответила она и сняла трубку.
Телефон по-прежнему не отвечал, и удовлетворенная Юлия заключила, что дядя выехал домой и скоро будет. Они спустились вниз, Юлия отправилась на кухню – подогреть ужин – и хотела оставить Андрея в гостиной, однако он пошел следом.
– Хотите, я вам расскажу то, что вы от дяди не слышали? – предложил он, внутренне распаляясь. – И никогда не услышите?
Лицо ее дрогнуло, и опечалились глаза, а волосы, кажется, еще потяжелели.
– Хочу, – проронила она обреченно.
– По моему приказу расстреливали пленных, – сказал Андрей. – По моему… На моих глазах, сорок шесть душ…
– Я знаю, – перебила она, не поднимая головы. – И вас за это арестовали.
– Да, арестовали, – чувствуя, как деревенеют губы, сказал Андрей. – Но за это же произвели в судьи. А я не могу принять такой… благодарности.
– Это революция, – убежденно произнесла она. – А революция отменяет старую мораль. Конечно, жестоко, но иначе победить нельзя.
– Мораль отменить невозможно! – излишне горячо проговорил Андрей. – Это же не указ… не долговая расписка! Как вы можете так говорить?
Он тут же остановил себя, попытался взять в руки: глупо, ведь не Шиловский перед ним, всего лишь его племянница, девица на выданье, которой хочется светской беседы. Надо обождать, сейчас приедет хозяин этого дома, вот тогда можно и поговорить…
– Вы не верите в революцию? – тихо изумилась она, видимо, привыкнув к людям убежденным, как ее дядя.
Андрей усмехнулся и ничего не ответил. Юлия обиделась:
– Считаете меня за глупую девицу, которая существует здесь, чтобы развлекать дядиных гостей?
– Простите, я так не считаю, – буркнул Андрей.
Юлия посмотрела на него по-женски горестно, жалостливо, как на несчастного, убогого человека, однако сказала не о том, что думала:
– Меня учили не вникать в дела мужчин. Но я много слышала о революции… Как же так: не верите и служите ей?
– В Красной Армии семьдесят тысяч офицеров! Бывших… – сдерживаясь, сказал Андрей. – Думаю, мало кто верит. Но они служат, только не революции, а России. И об этом никогда не надо забывать. Я же увлекся, забыл…
Он замолчал и в тишине услышал пронзительный, но приглушенный толстыми стенами крик. Показалось, что доносится
