то нечистая сила начинает таскать зерна с этого поля в закрома ведьмы (яросл., тульск., орл. и др.).
«От пережина жнива черненькая делается», – рассказывали владимирские крестьяне. Пережины появлялись перед началом жатвы. Поэтому, собираясь жать, примечали, нет ли на полосе «спаленных колосьев». Зажинали не помногу (чаще всего по три снопа «во славу Святой Троицы»), так как все нажатое в первый раз могло уйти к «знающим» старухам («вся спорынья уходит на пережин»). «…Когда хлеб начинает вызревать, то колдунью начинает беспокоить нечистая сила и томить, чтобы она отправлялась на пережин, хотя бы это было после тяжелой дневной работы. Это все равно что килы пускать. Хочешь не хочешь, а пускай. Баба в одной рубахе, как бы на помеле, с распущенными волосами несется по полю, хватает серпом рожь под самым колосом и всегда это делает поперек поля или с угла на угол. Тогда ей не попадайся на глаза, пустит килу. Днем же, когда жнут другие, у ней отворена дверь в амбар, там на сусеке у ней висят три пережинных колоса, чтобы зерно от соседей переходило к ней в сусек. Колдунью-пережинщицу можно узнать по этой примете, а также и по тому – не купалась ли она в Ильин день между заутреней и обедней (чтобы очиститься от греха, ей это необходимо сделать). Наконец, зерно у ней, если вглядеться, не лежит в сусеке или мешке, а стоит торчком, что опытный человек сразу заметит. В прошлом [1921 г.] один горшечник не взял поэтому рожь в Никитской слободке у одной бабы, у которой всегда хлеба вдоволь (а работать некому), а никитский монах отказался взять рожь в д. Климове, когда заметил, что дело нечисто» (владимир.) 〈Смирнов, 1927〉.
К залому, закрутке нельзя притрагиваться; их «снимают» кочергой, расщепленным осиновым колом. Из Владимирской губернии сообщали (1921 г.), что обнаружившие пережин крестьяне нажали на своей полосе каждый по три горсти, пропустили через колесную ступицу, снесли в «трехземельную» яму (где сходится земля трех обществ) и сожгли. Сделавшая пережин колдунья болела после этого год.
Залом уничтожал колдун, сжигавший его либо топивший. Приглашали для этой цели и священников, служивших в поле молебны.
Верили, что «приполон» может уйти в чужой сусек и при молотьбе: «Колдунья отворяет у себя в амбаре дверь, когда молотят, иногда оставляет только еле заметную шелку, через которую, однако, зерно и переходит туда». Чтобы этого не произошло, нужно в первый раз околотить всего несколько снопов или насаживать в первый овин поменьше; все делать с молитвой: „Спаси Господи“, – крестится крестьянин, затапливая костер под садилом овина на просушку хлеба» (владимир.) 〈Смирнов, 1927〉.
Давность подобных представлений засвидетельствована памятниками древнерусской и средневековой литературы. В сборнике XV в. среди исповедных вопросов, обращенных к женщинам, содержится следующий: «…испортила ли еси ниву нечью или ино что человека или скотину?» Многочисленные «дела о заломах и закрутках» разбирались в судах (XVII–XVIII вв.) 〈Гальковский, 1916〉.
Людей ведьма может «портить» многими способами, преследуя их в образе животных, пугая, кусая,
