Эфес был слишком велик для моей детской руки, и шашка тяжела. Военный пил чай на террасе, я сидел у него на коленях, восхищаясь запахом новенькой кожаной портупеи и осторожно трогая тяжелую кожаную кобуру, в которой был настоящий наган.
Военная тема прочно вошла в наши детские игры. Это было неудивительно: все вокруг дышало войной. Быстро примелькались новые слова: Халхин-Гол, самураи, линия Маннергейма. Детские книжки, газеты, журналы, радио взахлеб рассказывали о подвигах красноармейцев, о боях в Испании и Китае. Мы полюбили играть в войну. Это было очень весело. Нам нравилось непонятное японское слово «банзай». Весело было с воплем «банзай!» наступать на противника, размахивая шашкой, вырезанной из тополиной ветки. Весело было и затаиться в кустах, в засаде, удерживая смех, когда противник – мальчишки с соседних дач – пробегал мимо. Веселая штука – детство.
В ноябрьские праздники в Одессе был военный парад. Недалеко от нашего дома на улице среди толпы стояли танки. Люки были открыты, танкисты в шлемах, высунувшись по пояс, перебрасывались шуточками с женщинами. Мама поставила меня на броню.
– Хочешь быть танкистом? – спросил меня темнолицый богатырь в черном комбинезоне. – Полезай в танк.
Он легко подхватил меня под мышки и опустил в башенный люк. В танке было сумрачно, пахло разогретой кожей и еще чем-то непонятным, может быть – порохом. Я замер от восторга. Усатый танкист обнял меня за плечи.
– Тебя как звать, хлопец? Миша? Бачишь, Мишка, це пушка.
Я осторожно положил руку на холодный металл.
– Это называется затвор, – сказал усатый, – сюда снаряд заряжают.
– Я когда вырасту, стану танкистом, – обещал я.
– Ну расти скорей, – захохотал усатый, – а сейчас прыгай до мамки.
Сильные руки вытянули меня из танка. В толпе играла гармонь, и чьи-то резкие голоса пели популярную песню:
Три танкиста, три веселых друга —
Экипаж машины боевой.
Я живой
Незаметно подошел 1941 год. Мне исполнилось семь лет, и осенью меня собирались отдать в школу. Зимой я получил роскошную обновку: где-то по знакомству была куплена шубка, крытая черной жеребячьей шкурой. Мама сшила себе красивое демисезонное пальто, коричневое, с воротником, широкие углы которого были оторочены коричневым каракулем, по форме напоминающим петлицы на военных шинелях. Пришло лето, наступила жара, и мы, как всегда, выехали на дачу. Пошла веселая безмятежная дачная жизнь.
Однажды поздним воскресным утром мы сидели на террасе за завтраком; я доедал яичницу, запивая какао, и слушал, как наверху, где-то на растущей рядом шелковице, оживленно переговаривались птицы. В этот момент распахнулась калитка, и на дачу ворвалась пожилая соседка.
– Вы что, ничего не знаете? – задыхаясь, прокричала она, подбегая к террасе. – Война!
Я обрадовался: кончились игры, пришло время подвигов!
– Быстро
