style="font-size:15px;"> – Книги? – засомневалась Катя. – И что, печатают?
– Разумеется, – спокойно кивнул он. – Во многих журналах можно найти мои рассказы. Вы ведь, конечно, читаете толстые журналы? Тогда вам должно быть знакомо мое имя. Есть и отдельная книга, в нее включены три большие повести. «Узкие улочки Риги» – никогда не приходилось держать в руках?
Катя смутилась ужасно. Невозможно было вот так взять и признаться этому рафинированному интеллектуалу с шестью классами, что она сама вот уже много времени не читает ничего, кроме заграничных любовных романов в мягких обложках: как подсела на них лет десять назад с легкой руки той же покойной Ленки, так и до сих пор не слезть, как с наркотической иглы. Бывает, даже, что идет домой с работы и предвкушает, как уложит вечером Сашку, устроится в кресле с чашкой зеленого чая и примется за чтение новой изящной книжицы… Знала, что порядочные люди такого не допускают, что смеются над «туалетным чтивом» – но ничего поделать с собой не могла: щелкала их как семечки, по два вечера на каждую – и вновь по дороге с работы покупала в книжном напротив следующую завлекательную историю…
Сказать такое Семену – означало стать объектом открытой насмешки: она чувствовала, что он особой деликатностью не страдает и не упустит случая насладиться своим превосходством над малограмотной докторшей, которая даже о болезни Достоевского впервые услышала именно от него… Да и о самом Достоевском позабыла в девятом классе, из-под палки прочитав половину (больше не осилила) какого-то мутного романа с окровавленным топором вначале и маловразумительными дискуссиями после… Она забормотала что-то о своей тотальной занятости и тут же начала некстати давать страшные клятвы непременно найти и прочитать, при этом порываясь записать названия журналов едва ли не прямо в историю болезни. Неловкая сцена разрасталась, как ядовитый куст в наркозном сне. Но Семен вдруг беззлобно рассмеялся:
– Я вовсе не хотел организовать вам, доктор, такие сложности… – Он помолчал с минуту и вдруг словно решился: – А знаете что? Давайте, вы станете моим первым судьей! – и на ее радостно-недоуменный взгляд объяснил: – Я ведь и здесь времени не теряю, начал вот новую вещицу. И это уже не повестушка, пожалуй, будет, да… А роман, если сподоблюсь… Вы как – спать ложиться намерены или…
Катя поспешила заверить, что «или», конечно же, «или»!
– Тогда позвольте мне через часик придти сюда и почитать уже написанное. И вы мне – только честно! – скажете, каковы ваши ощущения. Очень трудно, знаете ли, найти добровольца-слушателя в моем одиноком положении…
Отчего одиноком? Да кто всерьез отнесется к эпилептику и его творчеству? Жена от Семена ушла – не выдержала, оказалась слабой и капризной… Женщины ведь как? Им от мужа только денег подавай, а о его внутреннем мире они и думать не желают… Вот и она смеялась, дело его жизни называла «хобби»… Будто он марки собирает! А чтобы понимала, что талант – не более и не менее, а драгоценное миро, особенно в таком скудельном сосуде, как его тело –
