чтобы не начать орать на Семена, как тогда:
– Но у меня выхода нет! Все знакомые – либо общие, либо бабы!
– Не знаю, – то ли сдержанно, то ли раздраженно отвечал Семен. – В любом случае, ни меня, ни ее я впутать в такое не позволю. На твоей – так и быть. Но только здесь – и я иду домой пешком. Там сама справляйся… А вообще-то я и того делать, пожалуй не стану: риск уж очень велик!
– Семен! – шепотом заорала Резинка. – Тогда мы, может, видимся в последний раз! Потому что мою, приметную, если узнают…
– Что ж, в последний, так в последний. У тебя все? Мне холодно, пусти меня, я хочу спать, – уже не скрывая враждебности, громко заговорил Семен.
– Ах, так! – снизу послышалась возня, будто они боролись. – Хорошо же! Я тебе тоже обедню испорчу… Будешь меня помнить… Беленьким хочешь выйти… Чистеньким… А вот я сейчас мышь твою амбарную как позову! Да как расскажу ей про все наше хорошее! И фамилию доктора, который в их же больнице третьего дня чистку делал! Поверит, поверит, не сомневайся… Ишь, чего захотел! Как я его проблемы решаю – так он шелковый… А как мне вот столечко понадобилось… Ай! Идиот! Сволочь! – это последнее прозвучало уже в полный голос, и Сашеньке пришлось в одну секунду взвиться на пролет выше, потому что она отчетливо услышала, как отчим, явно отшвырнув собеседницу к стене, через ступеньку шагает наверх.
Резинка догнала его почти перед дверью, как большой черный бульдог уцепилась ему за рукав и, быстро-быстро проговорив: «Нет-ты-так-просто-от-меня-не-отделаешься…», вдруг с шумом набрала полные легкие воздуха и громовым голосом выкрикнула:
– Эй! Ты! Ка-те-ри… – притаившаяся за лестницей Сашенька как раз выглянула и увидела, что именно в этот миг отчим успел своей огромной ладонью зажать женщине рот и нос.
Одновременно он схватил ее за шкирку и подтащил к стене. По-прежнему не позволяя Резинке ни говорить, ни дышать, хоть она и мычала, упираясь руками ему в грудь, он нагнулся над ней, тихо прорычал:
– Еще раз тявкнешь – сдохнешь, поняла? – и только после того отнял руку от ее лица.
Резинка бурно задышала, но возражать не посмела. Семен продолжал:
– Значит, так. Я тебе помогу, но эта наша последняя встреча. Чтоб ты после этого проваливала – и я бы никогда ничего о тебе больше не услышал. С завтрашнего утра мы незнакомы. Все. Жди здесь.
Отпустив свою жертву, он мгновенно скрылся в квартире.
Только после этого Сашенька решилась тихо выдохнуть. Сердце ее колотилось так, что ей показалось даже, что она сейчас умрет. Ноги подкашивались. Никаких стройных мыслей в голову не приходило, кроме одной, проскакавшей галопом и канувшей: «Вот это да… Спятили они, что ли, оба…». Но любопытство пересилило, и она вновь с великой осторожностью выглянула из-за верхней лестницы, нагнувшись над перилами – и как раз вовремя, чтобы увидеть уж и вовсе невероятную вещь:
