полдня.
«Виктор, как всегда, неподражаем…» – усмехнулся Владимир.
Махнев продолжал курить сигару и заворожено смотреть на полную луну, лежащую словно на блюде, прямо за его окном.
«Да, жаль, что Катька не станет моей любовницей. Старая ведьма никогда не позволит ей быть со мной. К чему вообще были все эти странные реверансы? Её приход? К чему все это? Подразнить меня? Ну, их к черту, всех этих баб! Все они ведьмы…»
Он перевернулся на другой бок и попытался уснуть. Но сон, как назло, не шел к нему. Гулять тоже не хотелось.
«Виктор говорил о моих стихах. Но, что стихи? Правильно он сказал, что я не Пушкин. А быть посредственным поэтом – стыдно. Почему при жизни я не пытался писать прозу? Мне есть, о чем написать».
Владимир даже сел. Его охватило непонятное волнение.
«Интересно, а здесь есть бумага и перья? Может, надо их мысленно представить, как и еду?»
Он снова посмотрел в сторону окна. Сноп холодного лунного света теперь падал не прямо на пол. Поток встречал на пути некую прямоугольную, блестящую преграду. Махнев присмотрелся и ахнул. Рядом с окном, вплотную к подоконнику, стоял небольшой письменный стол и довольно удобный, мягкий стул с высокой спинкой. Махнев стремительно подошел к столу. На углу стола стоял высокий подсвечник с виньетками и шестью свечами. Но Владимир не стал зажигать свечей. Луна светила так мощно, что было светло, словно ясным днем. Ровной стопкой перед Владимиром лежала пачка белоснежной писчей бумаги. Рядом с ней красовался малахитовый прибор с несколькими чернильницами и каменным стаканом, наполненным хорошо очиненными, гусиными перьями. Тут же лежал и перочинный нож. У Владимира при виде этого богатства сильнее застучало сердце, и задрожали руки. Он отодвинул стул и присел к столу.
«Как давно мои руки не держали перо, – подумал он, едва справляясь с волнением. – Прошла целая вечность! А между тем, я сочинитель. И был им всегда, не смотря на всё критиканство здешнего Авгура. Все, что со мной происходит сейчас, это временно. А творчество – вещь более постоянная. Я давно чувствую непреодолимое желание, попробовать себя в прозе. Я ведь еще тогда, в Летнем парке, подумал о том, что непременно должен записать рассказы моих теперешних товарищей. Они все были полны удивительными подробностями».
Владимир на минуту задумался о том, как назвать сборник своих новелл. ««Сон в летнюю ночь»? Хм? Нет, такое название уже было у Шекспира. Черт! Надо придумать что-то другое. «Сны моих друзей»? Как-то тривиально… «Путешествия во снах?» Нет… Лучше «Блуждание во снах». Ладно, оставлю пока так. Может, потом изменю название».
На титульном листе он размашистым почерком написал заголовок. И взял другой лист. Снова задумался.
«Первую главу я посвящу описанию приключений господина Булкина, моего верного друга».
Владимир сосредоточился
