рассаживаемся за круглым, покрытым серой скатертью столом. Стулья затянуты чехлами в тон, сверху нависает плафон винтажной люстры. Круг света падает на столешницу, оставляя наши лица в полумраке. Настя достает из пакета с логотипом супермаркета и выкладывает перед нами бутылку «Moёt», корзинку клубники и упакованные в пленку треугольники «Камамбера». Эмиль берет на себя роль хозяина и разливает шампанское по трем бокалам. Себе он, вечный пленник руля, просит кофе. Подруга недолго возится с кофемашиной. Терпкий аромат свежемолотых зерен смешивается с запахом алкоголя.
– Через неделю приедет бабушка, – говорит Настя, присоединяясь к нашей молчаливой компании. – Ничего ей не рассказывайте, ладно?
Мы киваем, неслаженно пьем и заедаем французское игристое спелыми ягодами. Похоже, все слишком устали, чтобы поддерживать светский треп.
К тому моменту, как бутылка повторно обходит стол, я почти успеваю поверить, что все обойдется.
– Так чем ты занимаешься?
Герман, к которому обращен вопрос, вскидывает голову и отставляет бокал. Эмиль развалился на стуле прямо напротив него, опираясь локтем на спинку. В темноте мне не удается разглядеть выражение его лица.
Молчание затягивается. Еще немного, и я начала бы шепотом подсказывать правильный ответ, но Герман снисходит до него сам. Льда в его голосе хватило бы на то, чтобы заморозить всю Балтику.
– Ничем.
– Герман – историк! – встреваю я, тщетно пытаясь дотянуться до него ногой, чтобы пнуть хорошенько. – Специалист по… м-м… Второй мировой войне.
– А мне что-то подсказывает… – Эмиль намеренно не спеша меняет позу: подается вперед и начинает барабанить пальцами по столу. – Что это более узкая специализация. Магистр лопаты и щупа? Выпускник кафедры альтернативных кладоискателей? Или вот – мастер по обслуживанию «Гансов-лежаков»!
Я не понимаю, о чем речь, но Герман каменеет. Даже ресницы не дрожат.
– Уже откопал памятную кружку Шталага? Или… Что там у вас ценится сильнее всего? Перчатки из человеческой кожи?..
Герман со всей силы бьет кулаком по столешнице и вылетает из кухни. Бокалы падают, шампанское мгновенно впитывается в скатерть.
– Извините, – бормочу я, выбираясь из-за стола. – Я все уберу. Извините.
Настя провожает меня взглядом широко распахнутых глаз.
Я догоняю его в темной прихожей, где он безуспешно пытается отыскать свои ботинки.
– Куда ты собрался? Тебя убьют!
Схватив за рукав, я тащу его к лестнице, тычками в спину заставляю подняться в мансарду и закрываю дверь.
– Что? Что такого особенного он сказал?
На Германе лица нет. Из прокушенной губы сочится кровь. Он трогает ее языком, но алая капля выступает снова.
– Твой друг считает, что я вскрываю могилы немецких солдат и обираю трупы.
– Как он догадался?..
Я слишком
