в церковных рассказах об обращении еврейских женщин почти всегда упоминались сверхъестественные видения и моменты духовного пробуждения, то мужчин к истинной вере направляло не сердце, а ум. Типичным примером такой “мужской” истории является церковный отчет, напечатанный в 1856 году по случаю крещения в часовне при римском Доме катехуменов некоего Алессандро Кальи, сына раввина из города Удине на северо-востоке Италии. Путь молодого человека к обращению начался шестью годами ранее, когда благодаря учебе он начал сомневаться в истинности религии своих предков. Согласно публикации, чем больше он учился, тем яснее понимал, что в иудаизме есть множество противоречий и изъянов, начиная с отсутствия духовенства и кончая постоянными пререканиями, которым предаются раввины вместо того, чтобы свято чтить законы Моисея. Но главным доводом, убедившим юношу, стало “не объяснимое ничем иным, кроме как Господним проклятьем, презрение к его народу, наделенному и богатствами, и умом, и гражданскими достоинствами”. Он уехал из Удине в Падую, чтобы изучать математику в университете. Там он начал посещать мессы и высказываться в защиту истинности христианской религии. В конце концов он отправился в Дом катехуменов в Риме и ступил на стезю спасения.[66]
Если преобладающий жанр трафаретных католических историй повествовал о немногочисленных евреях, которым посчастливилось узреть свет и выстоять против самых страшных угроз и оскорблений, чтобы принять истинную веру, то самим евреям все виделось совершенно иначе. В глазах жителей гетто те взрослые евреи, которые добровольно вступали в Дома катехуменов, являлись предателями, злосчастными неудачниками и коварными интриганами, какие, к сожалению, встречаются почти в любой общине. Ими движут отнюдь не духовные, а самые грубые материальные мотивы. Все эти рассказы о пышных драгоценностях и нарядной одежде, о внимании кардиналов и аристократов представали совсем в другом свете: как свидетельство не духовного подъема, а самой постыдной духовной проституции. В таком варианте рассказа было сразу две сильных стороны: во-первых, напрашивался вывод, что в Дом катехуменов попадают лишь самые безнравственные и ненадежные евреи, а во-вторых, что ни один еврей не может искренне поверить в то, что христианство превосходит веру его предков.[67]
Конечно, и директора Домов катехуменов, и те епископы и кардиналы, которые за них отвечали, тоже прекрасно понимали, что по крайней мере некоторые из их подопечных-евреев руководствуются подобными корыстными соображениями. Время от времени клирики прилагали немалые усилия для того, чтобы установить, насколько искренни евреи, намеревающиеся принять христианство, так как искренность такого желания являлась необходимым условием для крещения взрослого человека.[68] Однако жажда церкви заполучать все новых обратившихся евреев была столь велика, чувство религиозного ликования из-за новых случаев крещения столь упоительно, а превосходство христианства над иудаизмом
Там же, pp. 441–442.
Такой взгляд на евреев, обратившихся в католичество, также отражен в еврейской историографии, посвященной итальянским Домам катехуменов. Сесил Рот (“Forced Baptisms in Italy”, p. 120) пишет о выкрестах: “Среди них было невероятное количество отъявленных негодяев”.
Например, в уставе 1641 года болонского Дома катехуменов говорилось, что это заведение “не будет принимать никого из неверных, не получив предварительно достаточных сведений об их жизни и поведении, а также об искренности, серьезности и истинности их желания получить святейшее крещение”. AdAB-COL.
