на набережную, другое, находящееся напротив, – во двор. Одно из стекол этого окна было разбито, на полу лежали осколки.
Он распахнул окно и заметил на сером камне карниза светлые следы от лестницы.
Взглянув в окно, он убедился, что Жанвье был прав: действительно, лестница лежала во дворе, замощенном булыжником. Из высокой фабричной трубы поднимался легкий дымок. В окне левого строения можно было разглядеть силуэты женщин, склонившихся над длинным столом.
Мегрэ уже собрался вернуться в гостиную, когда услышал шум открывающейся двери и увидел женщину в голубом халате.
– Разрешите, мадам, попросить вас зайти на минуту в гостиную.
Женщина как будто заколебалась, потом туже завязала пояс халата и сделала шаг вперед.
Она была молода. Ее ненакрашенное лицо слегка блестело.
– Войдите, пожалуйста. – И, повернувшись к Арману Ляшому, Мегрэ добавил: – Я полагаю, что это ваша жена?
– Да.
Супруги даже не взглянули друг на друга.
– Садитесь, мадам.
– Благодарю вас.
– Вы тоже ничего не слышали сегодня ночью?
– Я каждый вечер перед сном принимаю снотворное.
– Когда вы узнали о смерти вашего шурина?
Она смотрела прямо перед собой, как будто вспоминая.
– Я не поглядела на часы.
– Где вы находились?
– У себя в комнате.
– У вас общая комната с мужем?
Она снова заколебалась.
– Нет.
– Ваша комната выходит в коридор, почти напротив комнаты вашего шурина?
– Да. По правой стороне коридора две комнаты: моя и моего мужа.
– С каких пор у вас отдельные спальни?
Арман Ляшом кашлянул и, повернувшись к следователю, все еще стоящему у дверей, произнес нерешительно, голосом робкого человека, вынужденного сделать над собой усилие:
– Я сомневаюсь, что комиссар имеет право задавать вопросы, касающиеся нашей личной жизни. Мой брат был убит сегодня ночью с целью ограбления, а нас все время расспрашивают только о том, что мы делали сегодня ночью.
Тень улыбки скользнула по лицу следователя Анжело.
– Я полагаю, что комиссар Мегрэ задает вам подобные вопросы как свидетелям…
– Я не люблю, когда беспокоят мою жену, и я не желаю, чтобы ее вмешивали в это дело.
Он сердился, как все застенчивые люди, которые редко высказывают свои чувства.
Мегрэ сказал мягко:
– Кто был главой вашей семьи, месье Ляшом?
– Какой семьи?
– Скажем, всех тех, кто живет в этом доме.
– Это касается только нас самих. Не отвечайте ему больше, Полет.
Мегрэ отметил про себя, что он не говорит жене «ты», но, возможно, так принято в определенном кругу, часто именно в этом и выражается снобизм.
– Если вы будете продолжать в том же духе, то вы еще, пожалуй, начнете допрашивать
