рнее, служебную записку. Во всяком случае, так мне велел озаглавить сей документ сам Димар. И добавил: «Можешь написать «служебная отписка»… Сути не изменит, зато народ развлечет».
Бархатистый грудной бас Димара разносился по кабинету, и я невольно поймала себя на мысли, что руководитель затмил бы не одного артиста эстрады. Тем более что и пел Мастгури неплохо. Правда, обязательно частушки и зачастую ругательные. Но большинству нравилось. Да и как может не нравиться, когда частушки исполняют поставленным голосом оперного певца с серьезным лицом чиновника, что зачитывает очередной доклад.
– «Я, Гульнара Каштанова, нижайше умоляю предоставить мне недолгий допуск к собственному рабочему месту. Дабы забрать оттуда списки студентов и программы лекций. Конечно же, я оставила бы их в качестве подарка нашим замечательным новым вахтерам. Но увы! Без списков отмечать студентов очень сложно, очередная их перепись займет ползанятия. Ребятам приятно, но хочется немного рассказать им про физику. Просто хотя бы ради приличия и разнообразия. Читать лекции я, конечно же, могу на любые темы. Но наш ректор требует, чтобы я не рассказывала варварам о том, как получить радиоактивный газ из руды, а удерживалась в рамках общих понятий о физике. Третьи глаза и пятые уши, конечно, эксклюзивно, не побоюсь этого слова, креативно, но они не всем к лицу…»
Димар сделал паузу, метнул в меня хитрый взгляд с прищуром и продолжил чтение:
– «Я понимаю, что мое вчерашнее незаконное проникновение на собственное рабочее место стало вопиющим случаем в истории знаменитого вуза. Вахтеры не видели меня целых два дня и, конечно же, могли предположить, что за это время меня подменили инопланетяне, желтые карлики или хуже того – зеленые великаны крипсы. Я также могла уволиться, а наличие удостоверения вообще ни о чем не говорит. Этот никчемный бюрократический атрибут только раздражает властелинов шлагбаума и вертушки. Ведь всем известно – каждый первый способен подделать удостоверение с печатью нашего вуза, личной подписью ректора и его энергетическим клеймом».
Я молча застыла посреди кабинета, усиленно сдерживая смех и улыбку, уж больно с выражением зачитывал Димар – старался мужчина произвести впечатление. И ему, как всегда, это прекрасно удавалось.
– «Мне глубоко стыдно, что позволила себе вскрыть замок двери с моим именем собственным ключом и даже набралась коварства отключить сигнализацию. Без нее каждый первый мог лишить Академию самых главных ее ценностей – преподавательских бронзированных столов весом в десятки килограммов. И самых ценных ее достоинств – репутации вуза, откуда ничего и никогда не уносят. Только ноги и только во время сессии… Конечно же, я легко могла сунуть мебель в дамскую сумочку и пройти с ней через пункт нашей строгой охраны. И тогда вуз лишился бы самого важного – имиджа Академии, где абсолютно все кабинеты укомплектованы столами для преподавателей. Мне очень стыдно за мой отвратительный поступок. Посему нижайше прошу наших многоуважаемых вахтеров позволить совершить последнее незаконное проникновение в свой кабинет и забрать оттуда списки и программы. Торжественно клянусь, что после этого больше никогда и ни за что даже близко не подойду к своему рабочему месту, а полоску ватмана с моим именем на двери сожгу и развею по ветру».
Димар остановился, присел на рабочий стол, воззрился на меня взглядом сытого кота в разгаре марта и уточнил:
– Не пояснишь – что означает сей трактат? Ну, кроме попытки рассмешить начальство и повеселить студентов перед сессией? Нездоровое любопытство заставляет меня жаждать подробностей твоей схватки с вахтерами и нашей доблестной охраной. Тем более я только вчера лечил одного из них от фингала после твоего фирменного хука. Зачем же бить мужчину по самому больному – по самолюбию? Залепила бы между ног. Попыхтел бы, потренировался в перекрестной брани – и очухался. А теперь только ленивый не показывает на парня пальцем и не напоминает, что хрупкая девушка поставила ему фингал. Разве ж это дело? У нас тут достаточно народа с психическими отклонениями. Земные психиатры приняли бы Академию за выездной филиал дурдома. А теперь прибавился еще один – охранник с фобией. Как завидит женщину твоей комплекции, шарахается, как от шаровой молнии. А потом долго молится и плачет. Уж лучше бы глаз ему выбила. Надел бы повязку и делал вид, что потерял глаз в схватке с врагом. Ладно, рассказывай, женщина-физик! Я весь в нетерпении!
Димар водрузил мой трактат на кипу бумаг и сложил руки на коленях. Яркое солнце за спиной начальника очерчивало его мощную фигуру, какой позавидовал бы любой богатырь. Честно говоря, я и не ожидала получить от Димара подпись. Скорее надеялась, что он урезонит вахтеров. Объяснит им, что бюрократия хороша только в одном случае – когда не хочешь, чтобы кто-то ходил на работу. Причем на том справедливом основании, что его не пускают в здание. Но Мастгури сегодня проснулся с повышенным любопытством.
Пришлось взять себе кресло, любезно указанное Димаром, сесть, а затем вскочить и облокотиться на спинку. Ну не могла я сидеть, рассказывая о вчерашнем спектакле с вертушкой и сигнализацией. Терпения
