люди старались улучить момент, когда горлышко приоткрывалось…
Но Дая, в отличие от остальных родственников мужа, был человеком чрезвычайно активным. Он хотел уехать не тогда, когда пускали, а когда сам решил… В этом таилась его погибель. Он дозрел до идеи эмиграции довольно поздно. В это время советская власть, в свою очередь, тоже дозрела: решила прекратить выезд. Действительно, в этой эмиграции было что-то противоестественное. Русские сиднем сидят. А евреи улетают, и не только на историческую родину, в неспокойный Израиль, но и в Америку.
А Дая как раз собрался всерьез. Ему даже место в Израиле подыскали – специальную лабораторию создали, ибо он был видный биолог-генетик.
Советская власть не хочет, а Дая хочет. Схватка гигантов.
Да, Дая был гигант. Он не желал покоряться. Хотя уже состарился и боли в ампутированной ноге у него были ужасные; они называются «фантомные». Плюс ко всему тяжелый сахарный диабет. И несколько необширных инфарктов.
Все равно он не намерен был сдаваться. И естественно, все делал громко, не таясь… Кричал, как когда-то в ранней юности «на весь Столешников»… Ходили к нему домой и иностранные корреспонденты, и командировочные – как американцы, так и израильтяне.
В конце концов, заявилось КГБ с какими-то вопросами насчет очередного гостя – американского журналиста. Дая сотрудничать с КГБ отказался, американца предупредил. И произошло это в тот звездный час, когда ему вдруг разрешили уехать.
Но тут Дая, по-моему, вообще раздумал уезжать. Видимо, у него было такое чувство, что партия с ОВИРом, вернее с советской властью, закончилась ничейным счетом 0:0. А он хотел выиграть. В общем, что-то опять в голове у него сработало «неадекватно», как любил выражаться наш первый президент Горбачев.
И Дая начал ставить советской власти условия: дескать, сын у меня, конечно, уехал, но дочка и внуки в Москве. Без дочки я ехать не согласен. А дочка к тому времени тоже сильно запутала свою жизнь: одна дочка этой дочки (любимая внучка старика Даи) была от первого мужа, вторая дочка-внучка от второго. И первый муж написал на имя ОВИРа, что он не разрешает увозить из Советского Союза свое малолетнее дитя (любимую внучку Даи), не желает, чтобы дитя жило в капиталистической стране.
Пока Дая препирался с ОВИРом насчет дочки и внучек, друга-американца выслали из страны как персону нон грата. А Даю лишили разрешения на выезд и чуть ли не пообещали привлечь к уголовной ответственности как пособника американского шпиона.
От всего этого мог бы свалиться и одесский биндюжник (если таковые вообще существовали в природе, а не являлись выдумкой замечательного писателя Бабеля!). Дая же был человек больной. Действительно больной.
В общем, его поместили в клинику Вишневского, и он лежал там, лежал месяц за месяцем. И ему не становилось лучше…
Но тут началась перестройка, и в игру вступил сын Даи по имени Алекс. В те годы, что Старик боролся, Молодой тоже сильно колобродил. Сперва в СССР, потом на ПМЖ. Из Израиля
