Я излагаю агенту свою просьбу организовать нам бригаду медиков прямо в аэропорт, и он обещает помочь. Что ж… Еще одна проблема решена. Меня одолевают противоречивые эмоции. Я рад, что проблемы решаются, но я также понимаю, что основная битва у нас впереди. Нам нужно пережить перелет, а судя по тому, как быстро устает Вика – это будет непросто.
Я реально задолбался. Мне бы прилечь, хоть на стульчиках. Я как раз пытаюсь устроиться поудобнее, когда дверь в палату аккуратно открывается, и на пороге появляется Полина. Она готовит инъекцию, когда Вика открывает глаза:
– Сейчас поставлю уколы, потом выпьешь таблетки. И обязательно покушай. Я вам из дома завтрак принесла.
– Господи, Полина, спасибо, но не стоило, правда… – протестует Вика. – Вы с Булатом и так столько для меня сделали.
– Мне не трудно, – пожимает плечами доктор.
– Вы ко всем своим пациентам так относитесь?
– У всех моих пациентов, как правило, есть, кому о них позаботиться, – парирует Поля. – Кстати, я сейчас распоряжусь установить тебе раскладушку, – говорит, поворачиваясь ко мне. – Вам нужно нормально выспаться перед перелетом.
После всех процедур Полина действительно приносит легкий куриный суп и свежие булочки. Я накидываюсь на свою порцию, как волк. Вика ест с меньшим энтузиазмом, и даже этот нехитрый процесс отнимает у нее кучу сил. Пока мы едим, санитары устанавливают достаточно современную раскладушку. Мы уже клюем носом над тарелками, когда в палату заходят Булат и еще какой-то серьезный мужчина.
– Полковник Иванов, – представляет Булат. – Можешь все, как есть, ему рассказать.
Виктория начинает свой рассказ, и у меня волосы становятся дыбом по всему телу от ее откровений. Из рассказа Вики становится очевидным, что она узнала о схеме сокрытия положительных допинг-проб на уровне высшего спортивного руководства, и даже каким-то образом умудрилась добыть доказательства происходящего. После чего обратилась в олимпийский комитет, а вместо ожидаемой поддержки подверглась травле и угрозам. Тогда-то она и поняла масштабы происходящего. И как спортсмен, который все свои титулы завоевал в честной борьбе, Виктория не смогла смириться с происходящим беспределом.
Вика с трудом заканчивает свой рассказ и, еле ворочая языком, отвечает на четкие, профессиональные вопросы полковника. Он известил, что записка, найденная в отеле рядом с Викой, уже приобщена к материалам дела, впрочем, как и записи с камер видеонаблюдения, на которых зафиксирован факт проникновения в ее номер постороннего мужчины. Видимо, несостоявшийся убийца не мог предположить, что его план не удастся, и кто-то поднимет записи. Либо что-то помешало ему эти самые записи стереть.
Вика уснула еще до ухода полковника, вымотанная нелегким разговором. А я проводил того до двери, поблагодарив за помощь, и вернулся к Викиной постели. Сколько же она пережила за последние месяцы? Скольких сил, скольких нервов ей это все стоило? Как могла страна, которой она принесла столько побед, так с ней поступить? И не это
