проходили своего рода реставрацию после очередных нашествий местных хулиганов.
На одной из таких лавочек изо дня в день в противоположность рисункам на асфальте, и как мне кажется, уже целую вечность сидела пожилая женщина. Маленькая, сухонькая старушка лет шестидесяти всегда садилась на одно и то же место, даже на один и тот же край лавочки, и кормила голубей. Никто не знал откуда она, в какое время приходила и когда покидала сквер. Каждый раз, когда я с Кариной приходила сюда, она неизменно уже сидела на своем месте и разговаривала со своими птицами, время от времени подкидывая им крошки хлеба.
Мне нравилось за ней наблюдать, наблюдая за ней и ее птицами, мне почему-то было легко приводить свои мысли в порядок. Но мое наблюдение было не единственным, пожилая женщина также наблюдала за всем, что происходило вокруг, в том числе и за мной. Меня не покидало ощущение, что эта старушка мне знакома, но каждый раз, перебирая в памяти лица людей, встречавшихся на моем пути, никто не воскрешал, даже из самых дальних уголков воспоминаний, и я приходила к выводам, что ее лицо мне определенно незнакомо. Очень часто я ловила ее взгляд, иногда безразличный, иногда задумчивый и, как мне кажется, беспокойный, но в основном ее взгляд сопровождался еле заметной улыбкой. Я бы обязательно его запомнила, если бы повстречала ранее. Нет, мы не встречались с ней раньше, и в этом я убеждала себя при каждой встрече. И каждый раз, встреча наших глаз придавала какой-то особенный смысл моему существованию. Я так и не смогла распознать и до конца расшифровать в себе это странное ощущение, возможно даже я придавала ему преувеличенное слишком философское значение, но что-то внутри заставляло меня думать именно так и никак иначе.
В этот день она также сидела все на том же своем месте, и я много раз ловила ее взгляд, но не обращала на нее никакого внимания. Даже, проходя мимо нее, следуя за Алиной и ребенком, я была настолько поглощена своими мыслями, что не сразу поняла, что ее слова обращались ко мне.
– Ложь бывает разной… Порой люди лгут, чтобы спасти себя, порой лгут, чтобы не причинять кому-то боль, а иногда люди лгут, чтобы погубить что-то, а возможно, и кого-то… – женщина говорила и смотрела мне прямо в глаза. Я остановилась. – Ложь бывает святой, кому-то во благо. Бывает ложь глупой, нелепой… Но также ложь бывает злой, коварной, чудовищной. Всякая бывает ложь… Какая же ложь ужаснее всех? Кто знает… Но весьма страшна бывает та, которая обращена против себя. Когда лжешь себе и со временем искренне веришь в эту ложь, веришь, что солгал во благо, а не во вред. Вот тогда перестаешь жить по-настоящему, жизнь превращается в существование или может быть в ад на земле… Хорошего от такого мало, или вообще нет ничего хорошего…
– Простите, Вы со мной говорите? Я Вас не понимаю…, о чем Вы говорите? – я была в недоумении, что совсем незнакомый человек говорит мне слова, смысл которых был полон тайн и в то же время не логичен по отношению ко мне, но это были те слова, которые на уровне моего
