руки разовьются, – станут большими, сильными, твердыми… Или ты должен будешь обучиться маникюру… Завтра ты сможешь сделать мне маникюр?..
Парикмахер. Да, мой фюрер!
Гитлер. Руки должны быть не только сильными. Они должны быть аккуратными, ухоженными… У германских рабочих должны быть широкие, твердые ладони… Но у них не должно быть грязи под ногтями! Ни за что! Никогда!.. (Уходит.)
Парикмахер. Мои руки… Мои руки… – они действительно бледные… Мне стыдно в этом признаться… Мне стыдно признаться в этом даже самому себе. Но… Мой дедушка был словаком… Да – мой дед был словаком. И он называл меня не так, как зовут меня сейчас… Он называл меня не Фриц. Он называл меня Франтишек… Я носил короткие штанишки… Мне казалось, что у меня слишком толстые бедра… У меня, на самом деле, были слишком толстые, жирны бедра… Я завидовал своим ровесникам, – мальчишкам. У которых были нормальные, узкие бедра… Я смотрел на бедра окружавших меня детей и сравнивал… Я так устал от этого! Устал всё время сравнивать… Сравнивать себя и других… Один раз я сделал подлость… Я совершил эту подлость в детстве, – это была маленькая, детская подлость, – но я… Мне это никак не дает покоя!.. У моего друга, Гюнтера, дома был маленький цыпленок, – курочка… Гюнтер любил его, – он играл с ним и приглашал меня к себе в дом – чтобы мы поиграли с этим цыпленком вместе… Мне казалось, что с появлением этого цыпленка между мной и Гюнтером как-то всё разладилось… Мне казалось, что раньше между мной и Гюнтером отношения были совсем другие – намного лучше!.. Мне казалось, что Гюнтер стал относиться к своему цыпленку так же, как он когда-то относился ко мне… И вот однажды… Один раз, когда Гюнтер позвал меня к себе домой и мы стали вместе, вдвоем играть с цыпленком… Мы заставляли его ходить по маленькому самодельному мостику, который мы сделали из школьной линейки… И вот, – когда мы были особенно увлечены этими похождениями цыпленка по узкой линейке, Гюнтера вдруг позвала его мама. Она звала его из другой комнаты. Гюнтер ушел… Я взял цыпленка… У меня были не только крупные ноги, бедра. У меня всегда были крупные, большие руки… Дедушка брал мои руки, мял их, гладил и тихо повторял: «Ты родился сильным человеком, Франтишек!..» Так вот – я взял этого маленького цыпленка, – птичку моего друга Гюнтера… И я сжал его в своих руках!.. Я сжимал его и говорил себе… Вернее, я даже ничего не говорил, – слова сами звучали у меня в голове. Эти слова произносились голосом моего дедушки, словака… Я сжимал горячее, пушистое тельце – которое, как могло, старалось сопротивляться мне, моим большим рукам, – я сжимал, то, что было у меня в руках, и тихо повторял: «У тебя сильные руки, Франтишек!.. У тебя сильные руки…» Когда я разжал руки… в них лежал цыпленок. У него были закрыты глаза. Он был мертв… Я сказал Гюнтеру, что он подавился зернышком, пшеном – которое было рассыпано в углу, рядом с крышечкой от мыльницы, наполненной чистой водой… И тут… Как раз в этот момент в дом Гюнтера и его родителей вошел мой дед… В руке у деда была суковатая палка, покрытая темным лаком… Эту трость он сделал для себя сам, –
