подверженный головокружению, он ловко взбирался на самые верхушки мачт. Его пост был на формарсе, и с гордостью человека, презирающего все опасности, он часто смотрел оттуда вниз на мирное полчище крыш, перерезанное надвое темными волнами потока; разбросанные по окраинам фабричные трубы, тонкие, как карандаш, и изрыгающие дым, как вулкан, вздымались перпендикулярно грязному небу. Джим видел, как внизу под ним отчаливали большие корабли, непрестанно двигались паромы и шныряли лодки, а вдали мерцали туманный блеск моря и надежда на волнующую жизнь в мире приключений.
На нижней палубе под гул двухсот голосов Джим забывался и в мечтах заранее проживал жизнь на море, о которой знал из книг. То он спасал людей с тонущих судов, то в ураган срубал мачты или с веревкой плыл по волнам, то, потерпев крушение, одиноко бродил босой и полуголый по рифам в поисках съедобных ракушек, чтобы отсрочить голодную смерть. Он сражался с дикарями в тропиках, усмирял бунт, вспыхнувший во время бури, и на маленькой лодке, затерянной в океане, поддерживал мужество в отчаявшихся людях, всегда преданный своему долгу и непоколебимый, как герой из книжки.
Что-то случилось. Все сюда! Он вскочил. Мальчики взбегали по трапам. Сверху доносились крики, топот, и, выбравшись из люка, он, ошеломленный, застыл на месте. Были сумерки зимнего дня. С полудня ветер стал свежеть, движение на реке прекратилось, и теперь он дул с силой урагана; его гул походил на залпы огромных орудий, бьющих через океан. Дождь был косой, падала хлещущая сплошная завеса, изредка перед глазами Джима вставали набегающие волны, суденышко билось у берега, неподвижные строения вырисовывались в плавучем тумане, тяжело раскачивались паромы на якоре, задушенные брызгами. Следующий порыв ветра, казалось, все это смыл. Воздух словно состоял из одних брызг. В этом шторме было злобное упорство, в визге ветра, в смятении земли и неба – ярость и настойчивость. Эта ярость как будто была направлена против него, Джима, и он в страхе затаил дыхание.
Кто-то его толкал:
– Спустить катер!
Мальчики пробежали мимо него. Каботажное судно, шедшее к пристани, врезалось в лежавшую на якоре шхуну, и один из инструкторов учебного судна видел, как это произошло. Ученики вскарабкались на перила, окружили боканцы и закричали:
– Авария! Как раз перед нами! Мистер Симонс видел!
Джима отпихнули к бизань-мачте, и он уцепился за веревку. Старое учебное судно дрожало всем корпусом, а снасти низким басом тянули песнь о днях былой юности. Джим видел, как лодка быстро исчезла за бортом, и бросился к перилам. Слышен был плеск:
– Отдать канаты!
Он перегнулся через перила. Вода у борта кипела и пенилась. В темноте виднелся катер, весь во власти ветра, и валы, которые на секунду пригвоздили его борт о борт к судну. Слабо донесся чей-то голос с катера:
– Гребите сильней, иначе нам никого не спасти!
Вдруг катер, высоко подбросив нос – весла были подняты, –
