Серафиме больше нечего было делать в туннеле, но и уходить ей не хотелось. Просто разглядывала из темноты лицо брата, такое серьезное: о чем же он думал сейчас? Опять об отце? Отвлечь бы его, погладить по щеке, сесть поближе, на станции она бы не решилась на такое. Но сейчас что-то останавливало, Максим не выглядел печальным. Значит, незачем вмешиваться, ее помощь сейчас не нужна. Но смотреть на него никто не запретит. Так хотелось погладить пальцем складочку на лбу брата, видимо, появившуюся от каких-то серьезных мыслей…
Брамин не выжил. Максиму покоя не давали сомнения: знает ли еще кто-нибудь, кроме него и Серафимы, о странной бумажке. Шныря, сидевший напротив, протянул помятую фляжку:
– Помянем? Жаль старикана, но уж слишком долго полз. Доктор наш, сам знаешь, тот еще лепила, хотя тут и Склифосовский бы не помог.
От запаха спиртного Максима сейчас мутило, он оттолкнул бы руку Шныри, но надо было задать ему еще пару вопросов. Не вышло.
– И старший ваш, Катала, просил передать: не болтай. Дольше проживешь.
Да, Роман Евгеньевич строго запретил рассказывать кому-либо подробности, но Максим, промучившись полдня догадками и смутными воспоминаниями, спросил его самого:
– Что такое «пандора»?
– Где ты это слышал? – тот насторожился.
– Сима спрашивала, – он даже не моргнул, чистая правда.
– Нечего вам про это знать. А тебе с похмелья чего только не померещится.
Вряд ли померещилось, он определенно слышал это слово, да и Симка переспросила, она-то похмельем не страдала, что за секрет? Роман Евгеньевич скрылся за дверью пахана. Если бы можно было только узнать, о чем они там с Королем говорили! Бумагу-то Максим взял без спросу, оставил себе и не выполнил просьбы. Надо бы еще раз рассмотреть ее повнимательнее.
Смотрящий сидел за столом, задумчиво гоняя карандаш по его поверхности. Дохлый брамин даже для Китай-города событие из ряда вон выходящее. Теперь придется просчитать возможные последствия и, скорее всего, проблемы, потому что пользы от загадочного трупака не было никакой.
– С Третьяковской приходили. Парни шмалять начали, шум на весь туннель, до Учителя дело дошло, гонца прислал, спрашивает, что за беспредел творится.
– Глохни, Катала! – смотрящий поморщился, – говори по-человечески, без блатной музыки, дай хоть в своем кабинете начальником себя почувствовать, а не бугром каким. Спектакль этот будешь за дверью играть. А тут…
– Сергей Михайлович, но ведь делать что-то надо! – бывший крупье опять упустил из виду, что начальник станции вовсе не бывший уголовник. А жаргон – это так, для молодых, укрепить корпоративный дух, как смотрящий говорит. Умирает искусство, будто иностранный язык учат, не живут по настоящим понятиям.
– А что делать-то?! Маляву ему объяснительную отписать или как? Если говорит, что из его братвы все целы… Ну и если не врет, конечно. Понятно, что беспредельщики
