чувствуют они. Допустим, мы хотим избежать неверной исходной посылки и поэтому перестраховываемся. Но ведь никто не отнимает у нас накопленных знаний, которые не дадут нам сделать неверные выводы. Можно ли подходить к слонам, скажем, с мерками супружеской любви, если мы знаем, что у них семьи включают в себя только самок и молодняк, самцы и самки не образуют постоянных пар, самцы вообще живут поодиночке, кочуют сами по себе и к воспитанию детенышей отношения не имеют? О какой супружеской любви тут может идти речь? Ни один исследователь слонов и заикаться о ней не будет. Так что объективные факты и логика могут служить надежными проводниками. Во всех остальных областях они признаны лучшими инструментами познания. И вообще, объективные факты + логика = наука.
Нам не приходит в голову сомневаться в том, что животное, которое ведет себя так, словно оно проголодалось, действительно испытывает голод. Но что же мешает нам поверить, что слон, который радуется, и в самом деле испытывает радость? Отмечая у животных чувство жажды или голода, когда они пьют или едят, или усталости, когда они валятся с ног, мы остаемся в рамках научной объективности. Но почему мы боимся погрешить против нее, если видим, как они веселятся и радуются, играя с малышами или другими членами своей семьи? Тем не менее в науке о поведении животных давно наблюдается этот абсолютно антинаучный перекос. Ведь с научной точки зрения самое простое объяснение часто оказывается самым верным. Когда животное выглядит довольным в обстоятельствах, которые должны приносить ему удовольствие, проще всего предположить, что оно испытывает чувство удовольствия. Мозг животных похож на наш и вырабатывает те же гормоны, что отвечают за человеческие эмоции, – и это, кстати, тоже объективный факт. Так что никаких предположений делать не надо. Надо быть внимательным и объективным – но не зашоренным. И фактами надо пользоваться, а не манипулировать.
За неделю до того, как я поставил в этой книге точку, ко мне пришло письмо от австралийского коллеги, занимающегося исследованием кораллов, с такими вот словами: «Желаю удачи с книгой, хотя провести грань между антропоморфными факторами и тем, что происходит на самом деле, думаю, непросто». А я думаю, что самое большое препятствие – уже упоминавшийся перекос в сознании, который попросту мешает нам увидеть, что же происходит на самом деле. Боясь впасть в антропоморфизм, человек отмечает, что собака скребет пол, и будет всячески открещиваться от того, что она хочет (о, это страшное слово!) гулять. Никто же не знает, что на самом деле собака думает: «Так, ребята, либо выведите меня, либо я сейчас надую на пол» (а она именно так и думает). Конечно, собака хочет гулять. И если вы от этого открещиваетесь, готовьтесь подтирать лужи.
Способность – и потребность – устанавливать глубокие социальные связи между индивидуумами уходит корнями глубоко в прошлое. Она значительно старше человека. Родительская забота, удовлетворение, дружба, сострадание, тоска – все это существовало до возникновения человека.
